You're All I Want (СИ)

— Нет, — помотал головой я. — С чего ты взял?

— Ты слишком много думаешь, Пауль, — ответил он, слегка усмехнувшись.

— Может быть, — заключил я. — Кстати, пойдешь завтра в школу?

— Я как ты.

— Давай сходим. Не хочу возвращаться домой так скоро.

***

Я не знаю, во сколько мы с Рихардом легли спать, но это точно было раннее утро — может, четыре или пять часов, да и то я не хотел идти в кровать, потому что наши ночные беседы действовали на меня просто потрясающе. Ночью выдаются самые откровенные и честные разговоры. И как я раньше этого не понял? Как я раньше не догадался о том, что ночь способна на несколько часов стереть какие-то грани между двумя людьми, прикрыть возможный страх и стеснение, которые почему-то мешают нам днем? Слова Марианны все еще звучали эхом в моей голове, и я снова убедился: она была права. Рихард сам мне рассказал — не совсем то, о чем я так хотел узнать, но что-то еще более ценное. И это что-то было о его семье. Я уже давно заметил, что он вообще старается особо не говорить о них, избегает разговоров о детстве и никогда не улыбается, упоминая кого-то из них в беседе. Я услышал не очень много, но, учитывая то, что это были слова Рихарда, то, возможно, я узнал о них больше, чем за все время нашего общения. Я не зря так волновался, не зря строил догадки о возможных проблемах в его семье, потому что они действительно были и они мучили его, как бы старательно он это ни скрывал и ни пытался выглядеть беззаботным. Забавно, но многие родители забывают о чувствах и желаниях своих детей, а некоторые, наоборот, слишком заботятся о том, чтобы эти чувства и желания выглядели так, как они этого хотят, не вспоминая о том, что их ребенок — это прежде всего личность, а не их пустая копия. Вот мои родители относились скорее ко второму типу, а родители Рихарда — к первому. Их не интересовало, что он чувствует и кем он хочет стать, главное — это будущая профессия и престиж. И только сейчас я понял, почему он не послал их и не поступил по-другому. Ему нужна забота родителей, их любовь и внимание, а не сухие указания и побуждение к определенным действиям, которых они от него добиваются. Но получается так, что он может заручиться их поддержкой только выполняя их указания, а если он не поступит в этот злосчастный университет, они не будут считать его за человека. Конечно, он не заявил мне об этом напрямую. Он по-прежнему упоминал эти вещи вскользь, даже говорил тише, чем обычно, боясь в очередной раз разжечь мое любопытство. Только, как и любой человек, Рихард нуждался в любви и подсознательно хотел этого, но все же отрицал это, и теперь я понимал почему.

Это было довольно странно и необычно, но мы снова уснули вместе: я — укутавшись в свой леопардовый плед, а Рихард — в мягкий клетчатый. И в этом не было ничего неправильного, плохого или грешного. Мы просто спали вместе, его руки мирно покоились на моей талии, внушая мне доверие и тепло. Даже сборы в школу были для меня довольно радостным событием, потому что впервые мы собирались туда совместно: вместе завтракали и смотрели новости, успели даже поспорить о текущем положении нашей страны, правительстве и построить прогнозы по поводу курса доллара на следующую неделю.

— Ненавижу субботу, — тихо протянул я, протирая глаза, когда учительница по биологии в очередной раз напомнила классу о плохих результатах за контрольную работу. Да ебись ты провались, мы и без твоего мнения знаем, какие мы тупые и никчемные.

— А я думал, ты четверги не любишь, — задумчиво ответил Рихард, даже не посмотрев на меня, перелистывая страницу учебника.

— И их тоже, — подтвердил я. На самом деле я не любил ни один день, который был вынужден проводить в школе, просто некоторые дни недели можно было вытерпеть, а некоторые ломали меня еще с утра — и именно такими днями были четверг и суббота.

— А у человека их разве не двенадцать пар? — спросил я, когда краем уха уловил утверждение фрау Альте о том, что человек имеет одиннадцать пар черепно-мозговых нервов. Нет, я точно помнил, что их было двенадцать, Рихард сам говорил мне об этом.

— Если вы такой умный, Ландерс, быть может, пойдете к доске? — фрау Альте сразу покраснела от возмущения, и я понял, что она ошиблась, а я тут влез со своими пояснениями, тем самым унизив ее как учителя. Но я не имел ничего против нее, а просто хотел поправить…

— Нет, я просто… — неуверенно начал я, запинаясь, в попытках озвучить свои мысли, но она нагло перебила меня, повышая голос:

— Вот если нет, сидите на своем месте и тихо пишите конспект.

— С какой это стати вы затыкаете ему рот? — произнес Рихард, наконец оторвавшись от своего учебника, и мне просто захотелось сползти под парту от осознания нарастающего пиздеца.

— Рих, не надо… — тихо простонал я, замечая, как он возмутился от ее слов.

— Рихард? — теперь она положила мел на стол и полностью повернулась к нам. В классе все притихли, наблюдая за тем, что происходит между мной, Рихардом и учителем биологии. — Я не ослышалась?