You're All I Want (СИ)

Несмотря на то что февраль уже практически миновал, уступая место теплому марту и сменяясь долгожданной весной, в городе по-прежнему было очень холодно и я все проклинал про себя синоптиков, которые в начале декабря обещали всей Европе теплую зиму. Видимо, некоторые люди считали десять градусов ниже нуля вполне теплой погодой. Но, когда мы с Рихардом зашли в его квартиру, сразу поняли, что отопление отключили. Наверное, опять где-нибудь трубу прорвало. Пришлось сложить вместе все одеяла, пледы, подушки, включить обогреватель и мирно устроиться в гостиной у телевизора, прихватив с собой пару бутылок вина отца Рихарда, которые он так часто привозит из различных командировок. Мне уже становилось немного стыдно перед ним, хотя я его даже не знал, потому что фактически я просто приходил к ним домой и бухал их алкоголем, привезенным ими явно не для меня. Все еще не понимая, как Рихарду удается каждый раз отмазываться и отвечать на их вопросы о том, куда же делась вся элитная жидкость с градусом, я с задумчивым видом пил вино и внимательно слушал рассказ Риха о том, как они познакомились с Тиллем. Все было настолько просто: мы сидели вдвоем и говорили, пили вино и кутались в пледы, чтобы не замерзнуть. И казалось, что у меня нет никаких проблем дома, что я настолько свободный и счастливый человек, что мне больше и ничего не надо, но, каким бы спокойным и тихим мне ни казался этот вечер, в моей голове продолжалась яростная буря из многочисленных мыслей о моей беспокойной семье.

И вот в том самом свитере Рихарда с оленями и с прозрачным бокалом в руке я сидел в мягком кресле гостиной, укрывшись двумя пледами. Рихард неожиданно прервался и посмотрел на меня.

— Скажи, ты когда-нибудь меня ненавидел? — наконец спросил он каким-то странным тоном. — За прошлое.

— Тебя? — сразу же переспросил я, не понимая, к чему он задает мне такие вопросы. — Нет. Скорее… я злился. Я не понимал. Но чтобы ненавидеть… Однозначно нет.

— Как же так? — с таким удивлением спросил мой друг, что я просто был поставлен в тупик этой фразой. Как будто я должен был подтвердить, что ненавидел его, и ему от этого стало бы легче.

— А ты хотел, чтобы я сказал что-то другое? Ненависть — слишком сильное чувство. У меня должны были быть веские причины, чтобы что-то или кого-то ненавидеть, — тихо выдал я в ответ на очередной его вопрос и протянул руку к журнальному столику, чтобы не смотреть ему в глаза, которые теперь слишком пристально наблюдали за мной.

— Разве то, что я делал, не было причиной? — глухой голос снова прозвучал как-то подозрительно, наводя меня на различные воспоминания. А было ли? Я тоже спрашивал себя об этом, но каждый раз приходил к выводу о том, что его издевательства практически никак не сказывались на моем мнении о нем. Я его не презирал, не ненавидел. Я его просто не понимал и иногда злился на то, что он не может от меня отстать и оставить меня в покое.

— Не совсем, — честно ответил я, нервно сжимая бокал в руке. — И почему ты спрашиваешь? Столько времени прошло.

— Просто вдруг вспомнилось, и я решил спросить, — пояснил он, и бутылка в его руках снова застыла под наклоном, когда он выливал остатки жидкости в свой бокал.

— Мне иногда тоже хочется задать тебе столько вопросов, Рихард, — отчужденно проговорил я, в то время как он полностью повернулся ко мне. Теперь я не имел возможности не смотреть ему в глаза.

— Я весь во внимании, — он развел руки в стороны.

«И ни в коем случае не лезьте в его прошлое. Если он вам доверяет, то расскажет сам», — вспомнил я слова Марианны, и мой энтузиазм и жажда правды здорово уменьшились. Она действительно права, я не могу его о таком спрашивать, а вопросов у меня столько, что нам и ночи не хватит, чтобы я задал их все.

— Я не могу, — сконфуженно выдал я в итоге.

— Давай, раз уж у нас вечер откровений, — уголки его губ немного приподнялись, и я подумал о том, что атмосфера и его настрой действительно располагают к таким разговорам.

Вечер откровений? Мне было безумно интересно знать о нем все, потому что, по большому счету, Рихард все еще был слишком далек от меня, даже несмотря на то что я мог дотянуться до него в любой момент и коснуться его одежды кончиками пальцев, ощутить родной и такой приятный парфюм, обнять или поцеловать его — но все это было не то, что мне нужно. Вернее, не совсем то. Он все еще был будто бы закрыт от меня, несмотря на множество ситуаций, что позволили мне взглянуть на него с другой стороны и разглядеть несколько его масок, которые он меняет слишком часто. Это и притягивало меня в Рихарде — его природная загадочность и таинственность, которые теперь уже начинали мешать, и я действительно хотел говорить с ним предельно откровенно. Несколько дней назад я чувствовал, что отогнул один из краев его прекрасной маски, но у меня все еще не хватает сил и его доверия, чтобы полностью стянуть ее вопреки его разуму, который почему-то заставляет Рихарда ее удерживать.