Welcome to the Rosarium

Понимание того, какому риску он подверг меня, пришло только спустя несколько часов, почти на рассвете. Он ушел в душ, оставив меня практически в отключке, прикрыв простыней. Я слышала от девочек, которые работали со мной у Руана, что есть любители подобных игр. Но после нескольких летальных исходов, даже Руан прекратил опасную практику. Игры с дыханием могут использоваться только между абсолютно доверяющими друг другу партнерами, которые чувствуют и понимают друг друга. И неплохо, если у одного будет медицинское образование, чтобы, в случае чего, откачать другого.

А я видела Роббинса впервые в жизни. Он с легкостью мог потерять контроль и убить меня. Нелепее смерти не придумаешь. Я не совсем ошиблась на его счет. Он, все-таки, маньяк. Странно, но именно с этой мыслю я и засыпаю, полностью обессиленная, совершено не обращая внимания на ломоту в затекших запястьях.

Не знаю сколько проходит времени, но вода душе не шумит, и музыка внизу тоже, когда я просыпаюсь. Мартин резко срывает с моих глаз повязку, я с удивлением щурюсь от солнечного света.

– Уже утро, крошка, – бодро заявляет Роббинс, расстегивает мои наручники и отходит в сторону. Отпуская онемевшие запястья, я чувствую на себе его взгляд. Мои глаза слезятся, не привыкнув к яркому свету. – Тебе пора, Реджина. Мне все очень понравилось. Но даже не проси. Повторения не будет, – он смеется, превращаясь в того парня, который подошел ко мне в баре клуба. Его волосы все еще влажные после душа, а, значит, я проспала не так долго, как мне казалось. – Надеюсь ты не в обиде? Было же охереть?

Я поджимаю губы, отводя взгляд строну, делая вид, что не замечаю его присутствия.

– Ладно тебе, крошка. Все немного в шоке в первый раз. А потом втягиваются и снова приходят, – самоуверенно заявляет он. – Я побегу, я ты можешь помыться и выпить кофе внизу. Я предупредил Ташу, что ты спустишься. Бар закрыт, но для тебя сделают исключение. А Перришу особенный респект за такой горячий подарок.

Я вздрагиваю, когда Мартин Роббинс уходит, хлопнув дверью. Перевернувшись на живот, я какое-то время лежу, уткнувшись лицом в подушку. Я ни о чем не думаю. Ничего не чувствую. Ни стыда, ни обиды, ни злости. Полная пустота и прострация. В такие моменты я завидую наркоманам. Им гораздо легче живется, чем всем тем, кто отличается реальность от мира иллюзий…

Жизнь столько раз била меня, что я научилась группироваться, принимая удары и выжимать из ситуации максимум возможного. Но в этот раз не получится. Я понимаю, что когда чувства вернутся, а режим самосохранения, который сейчас избрала моя психика, не будет длиться вечно, боль от обмана и предательства станет настолько сильной, что я вряд ли смогу справиться с ней самостоятельно.

Горячий подарок. Шлюха, которая вообразила себя героиней шпионского фильма. Получила? Вот твое место. Именно там, где ты сейчас находишься. Разница только в том, что Мартин не оставил мне деньги на тумбочке. Ему и не нужно. Рэнделл переведет мне нужную сумму на счет за него.

Мне казалось, что мое сердце разбилось тысячу раз, пока я пешком шла домой. Но когда я столкнулась по дороге с Саймоном Галлахером, я поняла, что никакого предела нет. И есть только один способ остановить агонию.

«– Тебе не кажется, что у меня совершенно нет времени на оплакивание своего разбитого сердца?

– Оно не разбито, Лиса. Любовь делает нас целыми. И мы остаемся целыми, даже если она уходит. И благодарными, что однажды коснулись этого дара. Любовь абсолютно созидательна, а то чувство, которое оказывает разрушительное воздействие, просто очень похоже. Но это не любовь.»

Конечно, нет. Рэнделл. Конечно, нет.

Глава 2

«Надо заставить этих людей верить в то, что им велят, нельзя допустить, чтобы они сами за себя думали.»

Грэм Грин.

Алисия

Двенадцать часов спустя.

Когда Итан уходит, вся ярость, которую я выплеснула на него, исчезает вместе с ним, отставляя лишь полное оцепенение. Я бессильно сползаю на пол, принимая позу зародыша, и закрываю глаза.

Каждый из нас, даже в самые критические моменты, сгибаясь под ударами судьбы, под невыносимым грузом потерь, измен и предательств, вопреки всему, хочет жить. Это тот самый инстинкт, который заставляет новорожденных детей кричать, оповещая о своем появлении, заявляя о себе. Вот он я, мама, родился. Смотри на меня, люби меня, прижимай к своей груди.

Но что, если с момента своего первого вздоха, первого крика, ты оказываешься никому не нужна? И каждый момент последующей жизни только подтверждает неуместность твоего существования?