We can't be broken (СИ)

Капли дождя стекают по окну, и мир расплывается. Или это слезы стоят в карих глазах? Серый осенний мир, на который она смотрит из окна маленькой квартирки в маггловском районе на окраине Лондона и который изо всех сил старается казаться счастливым. Маггловский мир такой и есть. В нем не было войны. В нем кипит жизнь. Люди перебегают улицу, то тут, то там, колеса машин расплескивают воду из луж. Странные они, эти маггловские машины, непонятные. Здесь все непонятное. Но это и к лучшему. В мире магглов почти ничто не напоминает о магии. Только волшебная палочка в кармане джинсов. Она почти ею не пользуется. Пытается быть нормальной. Хотя это самое ненормальное, что она может делать. Но разве она виновата, что после всех бед и разрушений, причиненных магией, она не хочет колдовать? Позже она, конечно, снова возьмет в руки палочку, ведь она чистокровная колдунья, без магии она не смыслит своей жизни, но это будет позже, не сейчас.

Демельза Робинс родилась в магическом мире. Мире ярких вспышек заклинаний и бурлящих зелий в котлах, мире, где можно исчезнуть с громким хлопком и появиться в другом месте, просто подумав об этом, мире, где на метлах летают, а не метут ими пол. И она тоже летала. Носилась по квиддичному полю в красной форме, уворачиваясь от бладжеров так ловко, как, наверное, не удавалось никому до нее, и раз за разом забрасывала квоффл в кольцо. Пока власть не захватил лорд Волан-де-Морт и всё не сломал.

Едва ли не первым, что сделали Пожиратели Смерти, освоившись в Хогвартсе, был запрет квиддича. Почему? Видимо, посчитали, что это недостойно отпрысков магической аристократии. А для полукровок и магглорожденных – слишком большая роскошь. Метлы конфисковали, квиддичные раздевалки заперли, а поле так и простояло пустым, пока не сгорело в Битве за Хогвартс, оставив после себя только пепелище, напоминающее о том, что когда-то здесь собирались десятки детей, громкими криками подбадривая команды своих факультетов. А ей даже сделали выговор, как и многим другим чистокровкам. Леди Робинс не должна носиться по полю на метле, как какая-нибудь дикарка! Леди. Дурацкий, никому не нужный титул, про который уже и не помнит-то никто. Она не леди. И никогда не хотела ею быть.

Сначала она думала, что не справится без этого. Глупая детская убежденность, что ей не прожить без квиддича, что он для нее всё. Ей ведь было всего шестнадцать лет, можно было позволить себе возомнить, что без этого ее жизнь не имеет смысла. Пока она не увидела, что теперь творится в школе. Даже чистокровные слизеринские аристократы вжимались в стены, когда Кэрроу проходили мимо них. Только бы их не заметили, только бы не решили, что они что-то делают неправильно. Она тоже пряталась. Даже она, бесстрашная гриффиндорка, чистокровная волшебница, Демельза Робинс, пыталась всеми силами избежать чересчур пристального внимания к себе. Хватило одного раза, одного слишком дерзкого взгляда в сторону Алекто, чтобы понять, что даже «чистая» кровь может не спасти от внезапного и беспричинного гнева Пожирательницы. Оставшийся на груди шрам служил напоминанием об этом до сих пор. А что говорить о других? Полукровки рыдали в туалетах после очередной встречи с Пожирателями, на уроке ли или в Большом Зале. Твоя мать - магглорожденная? Или хуже того, вообще маггла? Получи за это пару Режущих и Круциатус. О магглорожденных и говорить нечего. Самые беззащитные из них ходили с вечно заплывшими лицами, не успевали пройти одни синяки, как появлялись новые. Но именно среди них возникли первые очаги сопротивления. Так называемая Армия Дамблдора не в счет, она действовала тайно, понимая, что лучше не выдавать себя и не совать голову в пасть к Василиску. Зато среди магглорожденных нашлись те, кто не побоялся этого сделать. Нет, они не бросались на Кэрроу с волшебными палочками наперевес и не устраивали для них ловушки. Они молча поднимались с пола после каждой новой пытки, сверля Пожирателей полным ненависти взглядом. И этого Кэрроу боялись куда больше всех надписей на стенах вместе взятых. Они не могли сломать так ненавидимых ими маггловских отродий.

Демельза не знала, когда она начинала испытывать запретные чувства к одному из этих отродий. Ведь разрешена только ненависть к низшей касте волшебников, а вовсе не восхищение тем, как он снова и снова поднимается после очередного Круциатуса, выпрямляясь во весь рост и гордо вскидывая подбородок, или защищает от этих чудовищ младшего брата. Или желание прижать эту светловолосую голову к своей груди и солгать, что все будет хорошо, только бы снова увидеть улыбку на этих губах и в этих ярко-голубых глазах. И слушать этот голос с ирландским акцентом, говоривший все то, о чем думала она сама. Он понимал ее лучше, чем кто-либо другой. А она запоздало заметила, какой он сильный и красивый. Будто не училась вместе с ним с первого курса.