А уж ежели твой пятак накроет чужой — тогда «чхе!» Таинственное это слово означает, что проигравшему надо гнать монету в пятикратном размере.
У Сергея Филимонова полтинников не водилось, да и пятаки бывали редко, он предпочитал в основном смотреть, как сражаются другие, но это ничуть не мешало ему переживать все перипетии игры не меньше самих игроков. Ах, как ему хотелось выиграть полную кепку серебра! Не меди, только серебра. Он отыскивал бутылки, всяческий утиль — бумагу, тряпье, кости, сдавал их, приходил, позвякивая монетами, полный уверенности, что вот сегодня счастье улыбнется ему и можно будет купить целый брикет мороженого, который стоил тридцать рублей.
Он начинал играть... и через полчасика спускал все до копейки. Жутко ему не везло.
И он снова глядел.
Тут были свои герои. О легендарной личности по прозвищу Круглый говорили шепотом, со сладким ужасом.
Серега Филимонов был свидетелем той самой знаменитой игры, которая положила основу великой славы Круглого и, обрастая самыми невероятными подробностями, жила долгие годы, и даже вышла за пределы их района.
В тот день Круглый был при деньгах. И он начал свою великую игру.
Противник его — длинный тощий парень с тупым лошадиным лицом — выигрывал. Шепотом говорили, что он сидел в тюрьме, где и приобрел свою непостижимо высокую квалификацию.
Когда он бил, отвислая мокрая губа его отвисала еще больше, маленькие молочно-голубые глазки тускло поблескивали, и здоровенной лапой с грязными обгрызенными ногтями он раз за разом накрывал игровой пятак Круглого.
Фуражка, где лежал банк — смятые пятерки, десятки, даже две красные тридцатки, — была полна.
Круглый нервничал. Маленький, плотный, очень сильный и подвижный как ртуть, он отчаянно шмякал пятаком об стену, но всякий раз чуть-чуть не дотягивался своими короткими, в ссадинах и шрамах пальцами до монеты парня.
Непомерно большая голова его уходила в плечи, лицо покрывалось красными пятнами, губы беспрерывно шевелились.
В отличие от своего противника, Круглый не был вором.
Деньги его были заработаны честно, тяжким трудом. Полмесяца он гнул горб над слесарными тисками и теперь вот просаживал все, не донеся до дому, который был рядом — вот он, рукой подать.
Филимонов знал, что Круглый живет с матерью и маленькой сестренкой, ему было жаль этого дурака, и он всей душой желал ему дочиста обобрать противного мокрогубого уголовника.
Но пожалеть Круглого вслух он не смел, потому что тут же получил бы по шее от обоих. Тут полагалось помалкивать, и он помалкивал.
А они всё играли и играли. По крупной.
Всерьез.
Но вот деньги у Круглого кончились.
Очевидно, это произошло неожиданно для него, потому что Круглый вдруг судорожно зашарил по карманам, вывернул их, на землю полетели нож, ключи, смятая пачка папирос, какие-то гайки, шайбочки, крошки и табачный мусор.
Денег не было ни копейки. Круглый побелел и прислонился к стене.
Во дворе было тихо-тихо. Слышно было, как на втором этаже у кого-то бормочет репродуктор.
Долговязый вразвалочку подошел к фуражке, неторопливо принялся разглаживать на колене выигранные деньги. Он шевелил губами и натужно морщил лоб — считал.
Круглый стоял в стороне и в отчаянии крутил-выкручивал короткие свои непутевые пальцы.
Он неотступно следил за руками парня и тоже что-то шептал.
Потом резко и безнадежно махнул рукой, вытащил откуда-то из недр своей замасленной стеганки круглые серебряные часы-луковицу на длинной толстой цепочке.
— Давай на все, — прохрипел он.
Парень удивленно уставился на него, чуть заметно усмехнулся, протянул лапищу. Часы были великолепны — старинные, со звоном-музыкой, на циферблате красовалась надпись
ПАВЕЛ БУРЕ
— Крышка золотая, — сказал Круглый.
— Увел? — спросил парень.
— Не. Отцовы. Память.
Долговязый ухмыльнулся:
— Ну за память тридцатку накину.
Круглый дернулся, и Филимонову, и всем вокруг показалось, что глаза его сделались жесткие, как костяные пуговицы. Но Круглый сдержался.
— На все, — сказал он.
— Ишь ты, какой скорый. Ты, фраер, на меня не дави, я законы знаю, сам в законе хожу.
— Я плевал на твои законы. На все, — тихо, но так яростно сказал Круглый, что парень чуть отступил назад и огляделся.
Он увидел хмурые, враждебные лица плотно окруживших их ребят и понял, что надо соглашаться.
Парень взвесил зачем-то на ладони часы, потом швырнул их в фуражку на деньги и коротко кинул:
— Давай.
Они разыграли, кому первому бить.
Выпало парню.
Он нахмурился. Это было невыгодно, но все-таки он решительно подошел к стене.
Пятак со звоном отлетел в пыль. Длинный ударил особым, мастерским ударом — с потягом, и пятак улетел далеко-далеко.
Все вокруг опустили глаза. Выиграть Круглому было почти невозможно.
И глядеть на него никому не хотелось. Круглый чуть не плакал, руки его дрожали.
Он прицеливался невыносимо долго. Отходил, набирал в грудь побольше воздуху, снова подходил к стенке.
Наконец ударил.
Все дружно ахнули, — пятак Круглого лег очень точно. Издали казалось — они лежат совсем рядом
Но вот Круглый подошел к монетам, и стало ясно — ему не дотянуться.