— Метеорологи дали прогноз, — заговорил капитан порта, — на этой неделе ожидается похолодание, а значит, и ледостав здесь, — и он провел широкую дугу, отчеркнув северную часть бассейна. — В Гремячий надо доставить много груза. А в порту сейчас только твой «Байкал»… — повернулся он к Искричу.
«Шестьсот миль — трое суток да день погрузка… За это время лед не успеет окрепнуть… А обратно — балластом, быстрее дойду… Машины выдержат!..» — думал Василий Григорьевич и, взглянув на капитана, сказал:
— Пойду!
— Вот и хорошо! Рейс объявите скоростным?
— А как же? — даже удивился Искрич. — Всю навигацию скоростными ходили, а тут!.. — и не договорил, так как считал, что все понятно само собой, стал прощаться.
Груза было много: цемент, асбест, трубы, электросварочные аппараты, баллоны с кислородом, продукты, одежда, да мало ли еще что нужно доставить в порт, с которым скоро на шесть месяцев прекратится всякое сообщение!
Погрузкой руководил боцман Сергей Матвеевич Онищенко, и когда капитан пришел проверить крепление грузов, тот встретил его весело:
— Полный порядок! Груз укладываем так, что пусть «Байкал» хоть перевернется — ничего с места не сдвинется!
К вечеру корабль был загружен и сразу же вышел в море, а после полуночи налетел шторм. Скоро «Байкал» стал зарываться носом в волны, сбиваться с курса. Размеры качки становились угрожающими, и капитан, уменьшив ход, повернул корабль носом к волне.
Перед утром на мостик поднялся помощник, но Василий Григорьевич не ушел отдыхать. Не то, что он не доверял своему помощнику, нет, Иван Петрович Твердохлебов опытный моряк и в следующую навигацию сам, наверное, будет командовать кораблем, но просто не мог спать старый капитан, когда разъяренный океан подбрасывает тысячетонное судно, а оно, точно живое, тяжело вздыхает от каждого удара волн. Капитан стоял рядом с Твердохлебовым и смотрел, как ветер, мешая тучи с морем, гонит седые валы.
Не ушел капитан с мостика и на следующие сутки. Его невысокая плотная фигура точно приросла к палубе: седые кустистые брови еще ниже опустились над глазами, зорко оглядывающими горизонт, а на смуглых, обожженных солнцем и ветрами щеках худощавого лица засеребрилась щетина бороды. Не уходил и Твердохлебов. На все увещания капитана он молча махал рукой и только ночью, часов пять назад, согласился, наконец, спуститься в каюту.
А сейчас, когда шторм стал стихать и можно было снова идти по курсу, Василий Григорьевич сразу почувствовал, как он устал за это время, и решил разбудить помощника. Он взял в руки мегафон, чтобы вызвать боцмана, как вдруг дверь отворилась и Онищенко сам взбежал на мостик.
— Океан-то выдохся! — воскликнул он, потирая закоченевшие от ветра руки и блестя веселыми глазами, окруженными сеткой морщинок. — К обеду, пожалуй, совсем стихнет. Шли бы вы отдыхать!..
— Сейчас пойду… — устало ответил Василий Григорьевич. — Ну, как дела на корабле, как себя люди чувствуют?
— Везде полный порядок! Груз лежит хорошо. Вот только Юра Сиваков опять укачался…
— Опять укачался?.. — проговорил Искрич, и перед глазами его встала щупленькая фигура молодого матроса. В начале навигации на корабль почти половина команды пришла прямо из мореходного училища. Хлопцы оказались сметливыми, работали не хуже опытных моряков. Не отставал от других и Юра Сиваков, но качку он переносил плохо. Как ни крепился юноша, но дело кончалось тем, что он уходил в кубрик и ложился на койку.
— Золотой у нас народ! — продолжал между тем боцман. — Одна молодежь, а корабль чуть ли не на первом месте. Честное слово, можно нам опять рыбачить идти: смена хорошая есть!
Капитан промолчал, и боцман, широко улыбаясь, продолжал:
— Ей-богу, Василий Григорьевич, пойдем рыбу ловить. Поплавали мы с тобой, пора и честь знать, ведь уже на шестой десяток давно перевалило! Мы, старички, только мешать будем молодым-то!
— Ладно, вот рейс окончим, а там подумаем, — ответил Искрич, и на минуту усталое лицо его просветлело. — Сходи, пожалуйста, разбуди помощника…
Капитана и боцмана связывала давняя дружба. Они были почти ровесниками и родились в небольшом рыбачьем поселке на берегу Черного моря. В юности оба служили во флоте, затем снова возвратились к рыбной ловле. Так бы и рыбачили до глубокой старости, если бы не война. Когда немцы подошли вплотную к поселку. Василий Григорьевич, бывший в то время председателем рыбоколхоза, передал все рыбацкие суда командованию Военно-Морского флота и сам вместе с Сергеем Матвеевичем на одном из сейнеров стал выполнять незаметную, но нужную работу по перевозке военных грузов.
После гибели сейнера Искричу предложили пойти помощником капитана на корабль. А когда при налете вражеской авиации капитан был убит, Василий Григорьевич сам довел корабль в осажденный Севастополь и благополучно вернулся обратно. Так он и остался капитаном этого судна.
После войны Искрич учился и затем был назначен капитаном «Байкала». С Черным морем он согласился расстаться, но без друга плавать не захотел, и Сергей Матвеевич Онищенко был переведен на «Байкал» боцманом.