Взрыв в бухте Тихой

…Катер вышел из порта поздно вечером. Вышел и словно потонул в непроницаемой темноте: не было видно ни берегов, ни горизонта, а огни города скрылись за горбатым мысом. Казалось, в море больше ничего не осталось, кроме приглушенного рокота моторов да голубоватого сияния звезд.

Шорохов стоял на самом носу катера, навстречу ему неслась темнота, ветер от быстрого хода корабля упруго давил в лицо, грудь. И вдруг у него возникло такое ощущение, словно он летит между морем и небом и трудно понять, где верх, где низ: звездная глубина отражалась в неподвижно застывшем море. Было немного жутко и радостно, будто в хорошем, счастливом сне, после которого долго ходишь улыбаясь.

— Курс — триста! — донеслось с мостика.

Катер стал медленно поворачивать вправо. Ощущение полета исчезло, но очарование сказочно красивой ночи осталось. Все так же мерцали в вышине бесконечно далекие огоньки, и быстро мчащийся катер перемешивал их отражения.

Вот уже и ручка ковша Большой Медведицы поднялась высоко, протянувшись почти до зенита, а Шорохов не уходил в кубрик. Он стоял и смотрел в темноту ночи, в отрывочных мыслях его мелькали воспоминания детства, юности, учебы, и часто-часто вставало перед ним бесконечно дорогое, обрамленное пушистыми белокурыми волосами, Олино лицо с немного полными, словно чуть припухлыми губами и голубыми, точно степные дали, глазами.

* * *

В каюту Шорохов спустился на несколько часов. Проснулся он оттого, что прекратился уже ставший привычным шум мотора. Виктор оделся и поднялся на палубу.

Наступило утро, но было сумрачно, все заволокло серой влажной пеленой тумана. Складки его казались ощутимо тяжелыми, они стлались по воде, наползали на нос и корму катера, каплями оседали на рубке.

— При такой видимости разве найдешь вход в эту чертову щель, — проворчал командир катера. — Придется отстаиваться…

Шорохов промолчал, глядя на серую, потерявшую все краски воду. Незаметно для глаз картина начала меняться: море все больше и больше светлело, туман наливался молочной белизной, становился каким-то матово-прозрачным. Поднялся ветер; он разрывал на куски тяжелые складки тумана; и вот вверху появилось окно в прозрачную синеву неба, оно медленно ширилось, все дальше и дальше отгоняя полупрозрачную волнующуюся стену. И море вдруг ожило — засверкало, заискрилось солнечными бликами. Неожиданно из туманного облака вынырнула темная гряда скал, скрылась, снова показалась, уже освещенная косыми лучами солнца. Скоро туман растаял совсем, и только кое-где еще плыли его призрачные струйки.

Зарокотал мотор, и катер двинулся прямо к берегу на, казалось, сплошную каменную стену.

«Куда же он идет?» — подумал Шорохов.

Но скалы словно немного раздвинулись, катер вошел в образовавшийся просвет, а через несколько минут он очутился в небольшой бухте, со всех сторон огражденной скалами.

И такая тишина стояла вокруг, таким покоем веяло от воды, покрытой легким туманом, от озаренных косыми лучами солнца скал, так успокаивающе пофыркивал экскаватор на стройке, что даже не верилось, что когда-то здесь гремели взрывы. Но именно здесь вчера был найден неразорвавшийся снаряд и, возможно, он не один.

Бондарук, Коваль и Кузьмин встречали Шорохова. Они были в одинаковых темно-синих комбинезонах, одинаковых беретах, только у Бондарука к берету прикреплена офицерская эмблема. Поздоровались, а затем Бондарук сказал:

— Если вы, товарищ лейтенант, не очень устали, приступим к делу…

…Снаряд еще вчера был обезврежен, отвезен на безопасное расстояние, а сейчас моряки проверяли каждый сантиметр почвы. Переодевшись в такой же, как и у всех, комбинезон, Шорохов взял в руки прибор.

…Не один километр прошагал Виктор, и только однажды стрелки дернулись вправо, но оказалось, что это старая, изъеденная ржавчиной, вдавленная в землю и заросшая травой консервная банка.

— Какой-то случайный снаряд попался, — сказал Шорохов, когда все четверо уселись на гранитный обломок скалы.

— Нет, не случайный, — покачал головой Бондарук. — Рассказывают, что за эту бухту фашисты здорово держались, двое суток здесь шли бои…

«Вот как! — подумал Шорохов. — Удивительно, почему здесь шли бои?..»

Бухта пустынная. Серые, с синеватым отливом скалы отвесно падают в черную глянцевую воду. Только на севере стена скал разрывается узкой и глубокой тесниной, да на западе скалы несколько отступают, образуя неширокую полоску земли, покрытую обломками скал и заросшую редким кустарником. На этой полоске, частично вгрызаясь в скалы, и строится обогатительный комбинат, а по ущелью прокладывается железная дорога. Вход в бухту узкий, сдавленный скалами; катера да разве еще рыбацкие сейнеры могут здесь пройти. Если бы не строительство…

— Вроде в бухте нет ничего, — словно в ответ на мысли лейтенанта задумчиво говорил Бондарук, — а вот, поди ж ты, только к концу вторых суток отряд морской пехоты ворвался сюда. Пленных захватить не удалось, оставшиеся в живых фашисты пытались уйти на катере, но он затонул от прямого попадания снаряда…