Взрыв в бухте Тихой

— Тогда наш катер, — продолжал рассказ Рыбаков, — подошел к условленному месту, я на шлюпке с двумя матросами направился к берегу. Там есть небольшая бухточка, даже не бухточка, а так — крохотный заливчик. Вот и берег. Мы даем условный сигнал, получаем ответ и в ту же минуту видим вспышку, похожую на выстрел из пистолета, и почти мгновенно громыхнул взрыв. После этого мы несколько раз подавали сигналы, но ответа не получили. На следующую ночь обследовали берег — ничего, кроме опаянных взрывом скал. Что там случилось, куда делся Дубовик, неизвестно.

— Еще один случай, — снова заговорил капитан первого ранга и вынул из кармана обкуренную, уже знакомую Шорохову трубочку. Повертел ее в руках и снова спрятал.

— Да уж курите, — разрешила Елена Михайловна.

— Так вот, — словно не расслышав, продолжал Александр Александрович. — Однажды при разборе захваченных у фашистов архивов я встретил запись о том, что небольшая самоходная баржа вышла в «Зет». Затем встретились еще несколько документов об этом же. Выяснилось, что некоторые баржи грузились взрывчаткой. Потом нашли копию препроводиловки о том, что направляется в штаб Гиммлера отчет о какой-то лаборатории «Зет». Отчета найти не удалось. Возможно, лаборатория «Зет» и пункты назначения барж со взрывчаткой — одно и то же. Но где находилась эта лаборатория, чем она занималась — пока неизвестно.

— Неужели и узнать о ней ничего нельзя? — спросила Ирина.

— Пока — ничего, — развел руками Буранов.

Он, виновато взглянув на хозяйку, закурил-таки свою трубочку и, пустив клуб дыма к потолку, продолжал:

— Вот и о судьбе Федора Тарасовича Иванченко…

При этих словах Шорохов вздрогнул и пристально взглянул на капитана первого ранга.

— …ничего не смог узнать. Я многих из этого отряда знал, некоторые товарищи вспоминают огромного, почти саженного роста моряка. Но какова его судьба, что с ним случилось — неизвестно. Так что, Алексей Петрович, вашу просьбу я пока еще не выполнил…

— Да это не моя просьба, а вот его, лейтенанта Шорохова.

— А кем он вам приходится, родственником, знакомым? — повернулся Александр Александрович к Виктору.

— Нет, я его даже не знаю, — смутился Виктор. — Это брат Оли… Ну, той девушки, которой я помог тогда выплыть…

— Значит, вы все-таки познакомились с ней?

Виктор еще больше смутился, покраснел и опустил голову. Познакомился! Теперь он и минуты не может прожить без того, чтобы не подумать об Оле. Весь мир сейчас для Виктора сосредоточился в ней, в ее глазах, в ее голосе, он только и живет ожиданием свидания с ней, и когда находится рядом — для него больше ничего не существует. Да и без нее он старается все делать так, будто она находится здесь же, наблюдает за каждым его движением. И, может быть, поэтому в последнее время все так спорится в руках Виктора.

А вчера… Вчера они, как обычно, встретились на набережной Приморского бульвара. Виктору так много хотелось сказать Оле, но от волнения он не мог подобрать слов. Оля стояла рядом и тоже молчала. Виктор чувствовал сквозь китель теплоту ее упругого плеча и все время повторял «Сейчас скажу… Сейчас скажу!.» И продолжал молчать.

Плескалось внизу темное море, едва заметный ветерок овевал лица. Вдали неожиданно замигал огонек — корабль передавал на рейдовый пост сигналы. Это словно придало решимости Шорохову. Он повернулся к Оле, положил ей руки на плечи и горячим шепотом заговорил.

— Оля!.. Оля, я люблю тебя. Я больше не могу без тебя, не могу…

Сказал и оробел: думал, она обидится, уйдет. А Оля спрятала лицо у Виктора на груди и молчала. Виктор гладил ее волосы, целовал шею и беспрерывно спрашивал:

— Ну, а ты? Ты любишь?

Любовь не скроешь, она видна во всем: в каждом слове, в каждом взгляде; у человека, который по-настоящему любит, даже лицо меняется, словно озаряется каким-то внутренним светом. И только сами влюбленные не замечают этого, они еще и еще требуют подтверждения любви. Так и Виктор: он все крепче прижимал к себе Олю, все жарче целовал и каждый раз спрашивал:

— Ты любишь? Любишь?

…Познакомились? Да теперь они!..

— Вижу, вижу, что не растерялся! — рокотал бас Александра Александровича. — Похвально, похвально! А я сначала думал…

— Ирина, тебе нужно еще к экзаменам готовиться. Иди, дочка! — перебила его Елена Михайловна.

— Хорошо, мама!

Девушка встала, сказала всем «До свидания» и ушла в другую комнату.

Мужчины еще долго разговаривали, вспоминая дела минувших дней, бои и походы, живых и погибших друзей. Впрочем, вспоминали только Рыбаков и Александр Александрович, а Елена Михайловна и Шорохов слушали. И Виктор не раз и не два пожалел, что он поздно родился и ему не пришлось участвовать в боях вместе с сидящими с ним за одним столом офицерами.

— Я сейчас пишу книгу о боевых делах нашего флота, — говорил Буранов. — Не знаю, удастся ли мне закончить ее. Помогайте мне, друзья!.. Записывайте все, что услышите или узнаете о боевых делах моряков, о их подвигах. А тебе мой наказ, — взглянул он на Рыбакова, — напиши книгу о минерах. Кому, как не тебе, поведать о них миру!..

— Да некогда же…