Взорвать Манхэттен

− Не угадал, − вяло пожимая его руку, сказал Юра. – Там тебя за бабки в кресло начальника ментовки не усадят, и статую Брежнева на Брайтон-бич не поставят. У них там своих героев хватает, кому почести оказываются. Они, я вам скажу, себя уважают. Только мы для них – хлам. И на их территории, и на этой…

− Для них все хлам, − пробормотал Квасов рассеянно. – Слышь, Леня, ты, фокусник, куда водяра-то делась? Это как ты успел?

− Чекушка у нас еще, − успокоил его тот нейтральным тоном. – Я открою, ты сиди…

− Во, артист… − развел руками Геннадий.

− Ничего, китайцы им еще врежут! – пообещал лысый Леня, роясь в пакете. – Это такая нация… Я наливаю, а, Гена?

− Они и нам врежут, ты не беспокойся, − в свою очередь посулил Жуков.

− У них даже евреи не выживают, − со значением сообщил Леня. – Зараза, пробка какая тугая, пассатижи нужны… А, нет, пошла… Ну, будем!

− Кстати, насчет евреев, − сказал Квасов. − Я тоже лет семь назад собирался в эмиграцию. В Израиль. Но не вышло.

− Ты ж не еврей… − удивился Жуков.

− В том и дело. Но меня научили. Я когда паспорт менял, указал национальность в анкете: «иудей». Прихожу за документом, а там написано: «индей». Ну, я к начальнику паспортного стола: чего, вы, мол, написали? Он уставился, пьяная морда, в паспорт и говорит: ну, индей, значит, индей, чего надо? Я говорю: надо, чтобы стояло «иудей». Он говорит: в смысле? Я говорю: ну, еврей, то есть. Тут до него дошло. Но как-то смутно. Бланков, говорит, нет, но сейчас все исправим, идите к секретарю, там ждите. Я жду. Приносят паспорт. Раскрываю. А там приписочка: «…из евреев». В общем, «индей из евреев».

− И чего? – спросил Леня.

− Да ничего, − отмахнулся Квасов. – Правду, я понял, не найти. Плюнул и ушел. А потом дела навалились, какая там эмиграция! Да и напугали меня: могут запрячь в армию… Мне надо? Ты-то чем здесь заниматься намерен? – спросил он Юру.

− Может, в такси… Может, на стройку… − пожал плечами Жуков. − Паркет я там научился класть. Шов в шов.

− Для этих профессий здесь своя эмиграция имеется, − сказал Квасов. – Бывшие братские народы Эссе-се-сер. Э, Ленька, ты чего без нас-то хлебаешь, змееныш?

− У вас все разговоры умные… − вздохнул Леня, пожав плечами.

− Да пусть человек выпьет, если душа просит, − сказал Жуков. − А ты где и кем?

− Свободный предприниматель, − ухмыльнулся Квасов. – Так… Всякие делишки. Я ж на оборонном заводе работал, − поведал грустно. – Ну, фрезеровщик шестого разряда, потом классным лекальщиком стал, а что такое лекальщик? Высшая каста! Ловля долей микронов! И что? На заводе теперь пивной склад, куда станки делись – загадка, на лом пошли разве? На лом, точно! К ним умные руки нужны, а эти руки тоже на лом выброшены. Кстати, у нас один токарь в Штаты подался и пристроился там – будьте-нате! С ходу взяли!

− А вот ты зря не уехал, – икнув, скорбно качнул головой Леня, склонившийся над жестяной банкой с красной икрой, откуда скаредно выковыривал осклизлой вилкой липкие алые шарики и тут же судорожно их поедал. – Жил бы сейчас, как мистер-твистер… − Его глаза, чьи зрачки сузились в две неподвижные точки, были менее выразительны, чем у дохлого ерша.

− А родителей больных куда деть? А язык? Да и вообще я русский… Этот вот… − кивнул на Жукова. – Юрка − он всегда авантюрист был. Еще в школе, помню… Подначил меня, хорек, по два дневника завести: один для родичей, другой − для учителей. Ну и раскрыли нас. Еще бы! Сплошные пятерки, дома нас зацеловывают, а в журнале – стаи «журавлей»… Месяца три кайфовали, а потом созвонилась завуч с мамами-папами и − конец афере! Идем из школы, а он говорит: все, хана, здесь не жизнь, выпорют и сгноят за учебниками; у меня есть двенадцать рублей, давай бежать в Турцию… На полном серьезе подбивал. До Батуми, мол, на крышах поездов доедем, а там − переплывем.

− Диссидент с детства! – клюнув носом, произнес Леня. Затем, двумя руками взяв опустевшие бутылки, уткнул их горлышки в свою рюмку. Глядя на стекающие со дна капли, восхищенно прошептал: − Великая вещь – сила тяготения… − Затем, неверной рукой выставляя тару под стол, сверзился с табурета и, попытавшись подняться, схватился на ручку холодильника, отлетев вместе с распахнутой дверцей прямо на колени Жукова, чудом удержавшегося на стуле.

− Готово дело, − угрюмо покачал головой Квасов.

− Ну, я пошел… − Леня встал, его качнуло, боком отнесло к плите, а затем он стал потерянно ощупывать стену, видимо, отыскивая в ней дверь, ведущую на выход.

Стараниями собутыльников выведенный из строя товарищ был препровожден в одну из комнат, помещен на диванчик и тут же надсадно захрапел, уткнувшись носом в прокисшую подушку.

− Часок продрыхнет, отойдет, − умудрено высказался Геннадий, возвращаясь с Юрой на кухню. – Пустой человечишка! Но так, кое в чем помогает…

− А ты чего, слесаришь? − спросил Жуков, наливая по стаканам сок из пакета.

− Так, частным образом.

− И чего именно?

− Разное… − прозвучал подчеркнуто-уклончивый ответ.

Замолчали, думая каждый о своем. Однако в размышлениях обоих несомненно общим было обреченное осознание безрадостности нынешнего бытия.