Жуков нажал на спуск. Упорная дуга, казалось, вырвала у него плечо своей жестокой, непримиримой отдачей. Бронебойный снаряд, злое состаренное дитя канувшей в Лету войны, обрел-таки свою ушедшую в небытие востребованность. Раздался раздирающий небеса грохот, и позади надулся гигантский оранжевый пузырь спрессованного огня. Юру откинуло назад. Слабодрищенко затормозил.
Пыль постепенно развеяло. Истаивали остатки дыма, уносимого в безмятежные пожухлые поля. Никакого «лексуса» на дороге не было. Лишь белесый грубый щебень с пятнами сажи.
Вдалеке, в канаве кювета, что-то слабо потрескивало. Вылезшая из «Нивы» троица подошла ближе.
Сиявший лаком, налитый мощью и нахрапистостью автомобиль представлял собой дымящиеся покоробленные жестянки изуродованного до неузнаваемости кузова, смиренно догорающего в ядовитом ленивом чаду. Чернели подпаленными перекрученными поленьями какие-то неясные останки, в которых едва различались разнесенные взрывом трупы людей.
– Теряем время, это не Третьяковская галерея, – сказал Слабодрищенко, нарушив трагическую тишину.
Смысл его слов едва дошел до оглохшего сознания Юры.
Подобрали улику – обвислый растресканный лист заднего стекла. «Нива» помчалась дальше. Через пару километров свернули в лес. Лавируя между вековых сосен, пней и кустарника, углубились в чащу.
Слабодрищенко вытащил из багажника лопату, передал Квасову:
– Теперь потрудись и ты…
Отточенный титан хрустко вонзился в сухую глинистую почву, давно не ведавшую дождей.
После упрямого дерна, продернутого жилистыми корнями, пошел песок – золотой, отборный. Гора его неуклонно росла.
– Река, видимо, невдалеке, – прокомментировал Жуков. Он болезненно морщился, ощупывая ноющее плечо и безвольно свисающую руку.
– Откуда знаешь? – Квасов отер потный лоб ладонью, оставив на нем земляную полосу. Копал он на удивление сноровисто, короткими, скупыми движениями, видимо, сказывался опыт профессии нелегального поисковика.
– Старое русло, наверняка… – Юра осекся.
Вертикальный пласт песка со стены ямы обвалился Геннадию под ноги, обнажив соты проржавевших снарядов. Плотно спаянные ломкой, обваленной в земле коростой, они напоминали засахаренные леденцы в банке.
– Здесь гремели бои, – произнес Слабодрищенко.
– Да что же такое, куда ни плюнь… – закашлялся Квасов. – Вот же у меня участь…
Юра подал ему руку, помогая покинуть опасную яму.
Свалив в нее окоченевшее тело Антифриза, бросили вслед противотанковое ружье, затем, меняясь по очереди, аккуратно засыпали безымянную могилу, уместили, плотно подогнав друг к другу, нарезанные, как вафельный торт, куски дерна.
– Сделано большое дело, – подвел итог Слабодрищенко и вдумчиво перекрестился. Его примеру последовали Квасов и Жуков.
– При дальнейших раскопках, – заметил Геннадий самым серьезным тоном, – его могут принять за неопознанного бойца.
Пока Юра очищал лопату и поливал заголившегося по пояс копателя водой из припасенной пластиковый бутылки, вернулся отлучавшийся по нужде Слабодрищенко. Положил на капот пять отборных белых грибов. Сказал:
– Сгодятся на суп. Надо бы посмотреть еще… Леса тут богатые. А какой воздух!
Побродили вокруг машины, нашли еще пару десятков осенних крепких подосиновых и белых.
Выбравшись на проселок, вернулись к повороту, ведшему в сторону дачных участков. Путь к воротам преграждали «жигули», неловко съехавшие с обочины и застрявшие задним колесом в канаве. У «жигулей» стояли двое: подтянутый парень в легкой кожаной куртке и стройная, в блузке и в джинсах, девица. Лица их были скорбны от случившейся оплошности.
Совместными усилиями машину без особенного труда переместили на дорогу.
– Огибал яму, и вот… – пояснил парень Жукову раздраженным голосом. – Пока буксовал, сцепление поджег…
– У меня эстакадка, – сказал Квасов. – Вскарабкаешься, подтянешь нажимную вилку, авось поможет…
– А где это?
– Дуй за мной.
Пока баулы вносились в дом, включался водопровод и холодильник, парень, снабженный имеющимся у запасливого Гены инструментом, подтянул необходимые гайки, предварительно водрузив машину на сваренную из швеллера горку, приткнувшуюся к палисаднику с живописной налитой калиной и облетевшей сиренью. Девица с интересом наблюдала за его манипуляциями, не произнося, впрочем, ни слова.
– Чего тут делаете-то? – небрежно поинтересовался Жуков.
– Дачу ищем, – ответил парень. – Ну, чтобы купить…
– А чего к осени?
– Так ведь цены дешевле…
– Купи мою, – услышав разговор, предложил, подходя к машине, Квасов. – Отдам практически задаром.
Парень с интересом оглядел высившийся за перекошенной изгородью дом.
– Всего тысяч семь, – проговорил Квасов. – Американской обесценивающейся валютой. И получаете дорожающую собственность. Со всеми причиндалами. То есть: грабли, тяпки, бочки…
– А почему продаешь?
– А на кой мне она? – пожал плечами Геннадий. – Я холостой, все лето по дачам друзей, а эта вон заросла, как могила антихриста… А у вас, глядишь, дети, я правильно понимаю? – вежливо обратился к спутнице парня.
Та принужденно улыбнулась.
– Она глухонемая, – отчужденно пояснил парень.