Взлёт

– Я не разговариваю. Я почти кричу. И буду кричать столько, сколько потребуется, чтобы ты осознал: я закончила нашу жалкую пародию на отношения. – Других слов, описывающих то, что было между нами, у меня не нашлось. – Я закончила.

Он помедлил, задумчиво изучая пол под ногами.

– Ты закончила?

– Ага. – Я изо всех сил делала вид, что мне плевать.

– А Даймонда это тоже касается? – Ярость бросилась ему в лицо. – Потому что он не тот, на кого тебе стоит тратить время.

– Нет. – Я попыталась отпихнуть Джуда от двери. – Это касается только тебя.

– Дай мне объяснить, – попросил он и взял меня за руки.

Я попятилась.

– Можешь объясняться до посинения. Ничего такого, что заставило бы меня передумать, я не услышу.

Мышцы у него на шее натянулись.

– То есть ты наконец-то решила последовать моему совету и держаться от меня подальше?

– Наконец-то, – с трудом выдавила я.

Джуд кивнул, натянул шапку на самые брови.

– Хорошо. Значит, все к лучшему.

А я только успела подумать, что сердце у меня больше не болит…

– Тогда, видимо, нам больше не о чем разговаривать. – Я дернула рукой, давая понять, что пора бы ему отойти от двери.

Джуд не двинулся.

– Нет. Есть о чем. – Взгляд у него стал стеклянным. – Я должен все тебе объяснить.

– Спасибо, конечно, но не стоит, – возразила я, снова порываясь выйти. – Я лучше пойду.

Джуд положил ладонь на ручку двери.

– Не раньше, чем я объясню, что произошло в субботу.

Я была близка к тому, чтобы сломаться. Сломаться и позволить ему вернуться. Не знаю, в чем была причина, – то ли в его потерянном взгляде, то ли в том, что я сама потерялась, но я знала: вернуться я ему не дам. Просто не могу этого допустить.

– Не нужны мне твои объяснения, Джуд! – рявкнула я. – Если ты забыл, так я лично там была. И видела все собственными глазами. Повторяю последний раз: наши отношения, какими бы они ни были, закончены. Так что побереги силы, потому что я свои на тебя тратить не собираюсь.

На этот раз, когда я попыталась пробиться к двери, он не стал мне мешать. Хотя часть меня по-прежнему хотела, чтобы он меня остановил.

Весь день Джуд ходил за мной по пятам, и конечно, все пялились на меня, как на циркового клоуна, и дружно избегали и меня, и моей девяностокилограммовой тени ростом 186 см. Он больше не сказал мне ни слова, хотя было ясно, что хотел, верил, ждал, что я сделаю первый шаг. Надеюсь, ему понравится ждать всю жизнь.

Я выскочила из класса за несколько минут до конца шестого урока и со всех ног бросилась к машине. Облегченно выдохнула, когда выехала с парковки, а мрачная фигура в зеркале заднего вида так и не появилась.

Очевидно, мне пора было перекраивать собственную жизнь. Пока что я могла только сбегать из нее, и помогало в этом единственное – танцы. Мне повезло: к тому моменту, как я приехала, танцкласс уже опустел. Я мысленно проследила свой путь, как из маленькой девочки в пышной юбочке превратилась в профессионального танцора, которого рады будут видеть у себя лучшие танцевальные школы страны. И все благодаря унаследованному от отца трудолюбию, грации, которую, как уверяла мама, я получила от нее, и ангельскому терпению мадам Фонтейн.

Она начинала тридцать лет назад, и за это время заброшенное здание в историческом центре города стало самой знаменитой в округе танцевальной студией. С виду в ней не было ничего особенного, но мадам Фонтейн совершенно справедливо все называли примадонной. В танцевальном мире она была легендой, говорили, что она из тех преподавателей, кто прожует тебя и выплюнет, но для меня она была святой. Она единственная, с кем я могла поговорить по душам, когда больше было не с кем. Пять лет назад, когда я всерьез собиралась бросить танцы, мадам Фонтейн закатила мне настоящий скандал, но при этом нашла столь правильные слова, что я справилась, переступила через боль и вскоре поняла, что танец способен не только маскировать страдания, но и исцелять их. Танец спас меня там, где не смогли спасти ни родители, ни врачи, ни даже я сама.

Кабинет директора тоже был пустым и темным. Заглянув внутрь, я разглядела на столе блюдо с сухофруктами, заботливо укрытое пленкой, а сверху – бледно-розовый клочок бумаги, на котором было одно-единственное слово: «Люси».

Вытащив из-под пленки курагу, я развернула записку.

Я знаю, что ты забыла поесть после школы, так что вот тебе немного вкусного. Не вздумай сказать кому-нибудь, что я размякла на старости лет. Работай усердно, а танцуй еще усерднее.

В этом была она вся – Матильда Фонтейн, легенда балета. Собственноручно высушенные фрукты, приправленные завуалированной угрозой – будь добра, впахивай до кровавых мозолей.