– Ты сидела с таким видом, словно тебя пытают, – отозвался Сойер, уводя меня в тихий коридор. – Я просто обязан был тебя спасти.
– Я, конечно, тебе безмерно благодарна, – я оглянулась, проверяя, нет ли рядом кого-нибудь, кто может пустить очередную волну слухов, – и все-таки зачем ты это сделал?
Прислонившись спиной к стене, он сунул руки в карманы джинсов.
– Хотел извиниться, – признался он. – Я не должен был ничего говорить тебе о Джуде, ни хорошее, ни плохое. Какие бы отношения между двумя ни были, это не мое дело. Прости, что попытался сделать его своим.
Извинения застали меня врасплох, а при упоминании имени Джуда в сердце словно воткнули кинжал.
– Не уверена, что между нами вообще были какие-то отношения, – призналась я.
А даже если и были, их больше нет. Во-первых, он украл машину. Во-вторых, попадал в полицию уже столько раз, что мне пальцев на двух руках не хватит сосчитать. В третьих, олицетворял собой все то, от чего нас, девушек, с первого класса учат держаться подальше. Но на самом деле причина была в другом. Если слухи не врут и он действительно пошел в полицейский участок и сдался, то почему не удосужился позвонить мне? Убедиться, что я нормально добралась домой, рассказать, что все-таки произошло в субботу. Будь у нас хоть какие-то отношения, он обязательно позвонил бы мне. Но он не позвонил. А это означает, что Джуду на меня плевать.
– Мне жаль, Люси, – сказал Сойер.
– Да нет, тебе не жаль. – Мысленно я рассмеялась: кто бы мог подумать, что он окажется единственным, кому я откроюсь в том, что касалось Джуда. Наверное, я сделала это потому, что Сойер всегда смотрит на меня тепло и участливо, а его глаза никогда не критикуют и не осуждают.
– Мне жаль тебя и жаль, что ты испытала из-за этого столько боли, – уточнил он. – Но Райдера мне не жаль. Когда встречу его, скажу, пусть убирается ко всем чертям.
Еще один кинжал в сердце, прямо в левый желудочек.
– Хотела б я на это посмотреть.
– Оставайся со мной, – Сойер глядел куда-то вдаль, – и посмотришь. Должен же кто-то заставить Джуда Райдера выпить это горькое лекарство до того, как мы все поступим в колледж, а он загремит на пожизненное.
14
Третья неделя учебы оказалась раз в десять спокойнее первых двух. Утром пятницы, когда я входила в двери школы, мне уже казалось, что жизнь наконец-то обрела черты нормальности. Что она становится такой же, как раньше, в предыдущей школе, в предыдущих классах, когда один, умноженное на один, равнялось одному, а слова «тайна» и «вопрос» не приходилось употреблять по десять раз на дню. Мама вновь волновалась о моих оценках, как раньше, и забывала, что вообще-то она сравнивает меня с братом, мои четверки и пятерки – с его пятерками с плюсом. Как будто мне и без того не хватало в жизни переживаний.
Я все-таки вступила в танцевальную команду, хотя Тейлор чуть из штанов не выпрыгивала, предупреждая меня, что тогда моя популярность рухнет сразу на пятьдесят процентов. И я присоединилась к школьному обществу защиты природы, что, по ее словам, отняло у меня оставшиеся пятьдесят процентов популярности.
Теперь у меня нулевая популярность. Что ж, вперед и с песней!
Новость о том, что я планирую возглавить большой торжественный концерт, который школа проводит каждую весну в пользу местной библиотеки, я решила пока попридержать. А то бы меня, пожалуй, с позором изгнали из-за столика в дальнем углу столовой.
И в довершение мне удалось воздвигнуть нечто вроде барьера вокруг себя, и, что интересно, эти границы практически не переступали, старались уважать. Наперекор здравому смыслу – впрочем, в последнее время это стало почти традицией, – Тейлор удалось завоевать мои симпатии. Серьезно, за маской показушницы скрывалась девушка гораздо более умная, чем она позволяла себе продемонстрировать, гораздо более чуткая, чем осмеливалась показать, и с кошмарным чувством юмора, без которого все было бы легче. Оказалось, что я с нетерпением жду наших ежедневных встреч в школе. Мне даже удалось затащить ее на заседание общества защиты природы – правда, пришлось сначала долго убеждать, что минус пятьдесят процентов популярности – это не ее случай.
Ну и бонусом у нас с мамой состоялось еще несколько в целом приятных, конструктивных разговоров. Единственное, что оставалось неизменным, – тренировки. Каждый день после уроков я мчалась в танцкласс и пропадала там до самого вечера.
Если посмотреть на последние несколько лет, сейчас я вела самую нормальную жизнь, но вместо того, чтобы упиваться этой нормальностью, я готова была над ней рыдать. Мне стоило бы, наверное, радоваться тому, что я до сих пор ничего не слышала кое о ком, кого должна была бы избегать до самой смерти, но, как я уже успела выучить – и наука эта далось нелегко, – сердцу не прикажешь. Мое сердце хотело Джуда.
Однако как мать не позволит ребенку съесть второй кусок торта, вкусного, но вредного, так и я не могла позволить своему сердцу вновь получить то, что оно хотело больше всего. Потому что знала: это разобьет его вдребезги.
– Доброе утро, красавица.
Я пихнула Сойера локтем в бок.