Взлет против ветра

— Я начальство по голенищу не бью, — обидчиво поджал губы Клепиков.

— Не бьешь, — согласился Баталов. — Это я знаю, что подхалимажа в твоей человеческой конструкции не заложено. Только ты слишком спешишь. Чего доброго, в следующий раз приеду, а ты его предложишь командиром звена назначить. Рано еще, Иван Михалыч, очень рано.

Клепиков порывисто вскинул голову, и лицо его порозовело от волнения.

— Антон Федосеевич, позволю себе процитировать ваши же слова. В авиации всегда надо экспериментировать. Порою круто и смело. Вы же хотите, чтобы Аркадий поскорее проложил дорогу в небо, чтобы крылышки у него покрепче стали. Неужели вы думаете, что он не справится с обязанностями старшего летчика?

— Справиться-то справится, — неуверенно сказал генерал,— но ведь это невозможно, Иван Михалыч. Для такого выдвижения моему сыну даже налета формально не хватает. Мы пойдем против всех наставлений и инструкций, а я ведь сам их утверждал. Вот и шепоток родится иронический, дескать, сынку командующего все можно.

— Антон Федосеевич, — укоризненно заметил подполковник,— да ведь вы эти инструкции и наставления еще в сорок первом кровью утверждали. Вы — герой, известный всей стране, генерал-полковник авиации, командующий. Разве все это, вместе взятое, не дает мне право проявить заботу о вашем сыне?

— Так-то оно так,— вздохнул Баталов,— только что скажут другие летчики? С одной стороны, найдутся острословы, станут на первых порах иронизировать, а с другой — ты действительно прав. Это же истина, от которой никуда не уйдешь: Аркадий единственный родной мне на свете человек. Друзей и знакомых у меня так же много, как и у тебя, а родной человек лишь один — сын Аркадий. Если говорить образно, я же ему из своих рук штурвал передаю, потому что свое, чувствую, отслужил, и не за горами тот день, когда скажут мне: спасибо тебе, Антон Федосеевич, за жизнь, отданную Советскому Воздушному Флоту, но пора уже и тебе на заслуженный отдых. Авиация — это дело молодых, и даже на посту командующего не должен задерживаться человек, отлетавший свое. Если говорить откровенно, меня смущает еще одно обстоятельство.

— Какое, товарищ генерал?

— А ты подумал, Иван Михалыч, что у тебя в полку на должностях старших летчиков сидят настоящие зубры? Ну как, например, можно назначить моего Аркадия старшим летчиком, а, скажем, хорошо мне известного лейтенанта Плетнева сделать рядовым? Ведь у тебя же, Михалыч, нет ни одного старшего летчика, который имел бы меньше опыта, чем мой сын.

— Совершенно верно, нет.

— Зачем же ты тогда предлагаешь выдвигать Аркашку? Нет, не пойдет. — Баталов положил на широкую полированную поверхность стола свою тяжелую загорелую руку и вздохнул: — Нет, не пойдет.

— Да Антон Федосеевич! — пылко воскликнул Клепиков. — Неужели же я должен подсказывать, как в этом случае поступают, вам, такому опытному руководителю? Никто же не собирается отстранять от должности лейтенанта Плетнева во имя того, чтобы сделать старшим летчиком вашего сына. Плетнева надо выдвинуть на должность командира звена, а вашего Аркадия — на его место. Вот в одном только будет загвоздка. В моем полку нет ни одной вакантной должности командира звена.

— Гмм...— перебил его Баталов.— А кто сказал, что такую перестановку надо обязательно сделать в рамках твоего полка? Обратись к полковнику Однолюбову. Он по кадрам мастак. А я, со своей стороны, все необходимые команды ему выдам. Не в этом дело. Надо в принципе решить, стоит ли торопиться.

— Да что вы, Антон Федосеевич, — не давая командующему опомниться, наступал Клепиков, — вы же только что видели, какие задатки в технике пилотирования у вашего сына.

Неужели парнишка не достоин быть старшим летчиком?

— Да, как он ее в угол поставил... с шиком, — улыбнулся генерал. — Только кого ты ему дашь ведомым? Вдруг этот парень окажется сильнее?..

— Я продумал и этот вопрос, Антон Федосеевич, и, поверьте, вовсе не собираюсь создавать Аркадию тепличные условия. Наоборот, ему с первых же дней придется столкнуться с трудностями.

— С какими же?

— Он получит ведомого, от которого пока что стонет весь полк. Лейтенанта Петушкова. Его действительно мы всем полком перевоспитать не можем. От полетов отлынивает, ведет себя развязно.

— Вот и дай его моему Аркашке на перековку, — одобрительно заявил генерал.

— Придется,— вздохнул Клепиков.— Этот Джон Петушков у всех у нас в печенках. Ни я, ни замполит Болотов справиться с ним не можем.

— Как ты сказал, Иван Михалыч?— заинтересовался Баталов. — Джон Петушков? А почему, собственно говоря, Джон?

Клепиков подавленно вздохнул: