Чужое, иное зрение отпечатывается в нас. По его следу можно найти себя самого. Человек, единственный из тварных существ, способен увидеть свое отражение не только в глазах другого человека, но и в зрачке Божием. И, увидев, узнать себя в нем и прозреть. И с новым зрением находить отблеск его повсюду. Кто бы ты ни был, бунтарь, язычник, агностик, вольный стрелок, скептический коллекционер истин, скучающий турист по религиям, ты не можешь стереть с себя это отражение, которое может быть спрятанным в иные ценности, рассыпаться по многим лицам. Человек наделен свойством отражаться в Другом, составляющем суть его самого. И более того, весь он как бы собирает свою сущность в этом Другом, в этой невидимой точке бесконечно Иного, которая где-то спрятана в нем, но в которой он выявляется всей своей сутью, душой, жизнью. Это есть то бесконечно малое семя, в котором Бог присутствует целиком, откуда исходит свет имени Божия или отблеск Его взгляда.
Благодарение, удивление, плач. Но благодарения больше, ибо свет светит и во тьме. И в этом свете, изливающемся во тьму, и нынешний день, которым живут, и ночь, которая ждет живущих, предстает как образ огня, который бьется или тлеет в каждом.
Любовь Божия приходит на землю, «зрак раба прияв, в подобии человечестем быв» (молитва великого освящения воды, читаемая при Крещении и Богоявлении), ее судьба на земле открывает человека в человеке. Любовь Бога – и в вольной смерти Иисуса на кресте, и в космическом самоуничижении Слова Его во всем творении. В каждой из тварей под «зраком раба» заложена любовь, которая кличет нас. «Бог приходит и заявляет о Своей любви, – говорит Николай Кавасила. – Будучи отвергнут, Он ожидает у дверей» (цит. по: Paul Evdokimov. L’amour fou de Dieu (Безумная любовь Божия)). Он не ищет Своего, отказывается от «божественного», от всесильных прерогатив, скрываясь за дверью видимого. Он всегда поблизости, но чаще всего укрыт, анонимен. И вот именно из этого укрытия следует помочь Ему выйти. Любовь Божия становится новой вестью, новой плотью всякий раз, когда человек одалживает ей свое зрение, руки, лицо. «Обездоленный, нищий (проситель) любви, стоящий у порога его сердца».
Вопрос о зле уводит в какую-то напряженную немоту, взывающую к Богу и вместе с тем вызывающую Его на суд. Приблизиться к ней можно, только
Смысл литургии как события Христа, которое происходит с нами, – это событие нашего усыновления в Сыне. В Нем мы вновь находим слова для молитвы Отцу, обретаем себя в бытии и чуде Его любви. Причастие есть исповедание нашего сыновства, принятие себя в Сыне.
И все же из суммы всех этих превращений, из множества деяний, опытов, чувств, воспоминаний, прозрений, заповедных знаков, встреч невозможно ни вывести, ни определить Его присутствия среди нас. Однако присутствие это можно сотворить, ему можно открыться. Ибо Господь при-сутствуя являет Себя, соединяется с нашей душой и плотью (вспомним брачные союзы Бога с Израилем). Будучи невидим, не-вместим, Он в то же время – плод, созревающий на «земле людей» с их горнилами сомнений, уколами озарений, переплетениями страха и надежды, поползновений скрыться от лица Божия и решений встать к Нему лицом к лицу. Здесь Он становится событием, говорящим языком невидимого