Взгляд из угла

Не тут-то было. Ни-ни. Для вашего же, г-н премьер, блага. В интересах вашей же безопасности. Чтобы бесчисленные толпы озверелых кровожадных экстремистов не преградили путь. Как-нибудь в следующий раз, когда с ними будет покончено, удовлетворим вашу прихоть. А сейчас за пределы расположения - ни шагу. Сиди со всеми, кочумай.

Сидит, куда он денется. И все сидят и тоже кочумают. Между собой перешептываются, небось: вот тебе, бабушка, и другая Россия.

Наконец, кто-нибудь решится пробормотать что-нибудь такое вслух. И нарвется на домашнюю заготовку - на ход с шахом. Типа: не перестанете лезть с либеральным рылом в суверенный огород - овощам же будет хуже. Специально, вам назло, пройдемся по ним катком и покроем грядки плиткой. Керамической. Пусть всходят по новой. Не торопясь. Посмотрим, дозреют ли до вами так называемой свободы. При вашей жизни - вряд ли. При своей - тем более.

В политических шахматах это называется - защита Луки: ах, я, по-вашему, диктатор? мне на Западе - волчий билет? а я за это человека по фамилии Козулин - в лагерь; чтобы не бредил про другую Беларусь; и не видать ему свободы, пока не разморозите мне счета.

(А есть еще атака Ким Чен Ира: не уважаете любимого руководителя? а вот я отберу у моих корейцев присылаемую вами еду; после первого же миллиона голодных смертей прибежите, обливаясь слезами... Недурен и персидский вариант.)

Короче, берегите обувь: отныне в нашу демократию ни ногой. Я пригласил вас, господа, - и отвалил на угощение с охраной не поверите сколько, - просто чтобы исполнить песенку с национальной идеей:

А у нас в России - газ. А у вас?

И повесят носы семеро. Как гномы, столпившиеся вокруг Белоснежки, впавшей в кому.

Вообще, формат Большой Восьмерки почти непременно предполагает ожидание Девятого. Например, охотника - чтобы освободил козлят. В текущем сюжете должен, конечно, появиться королевич Елисей с пламенным своим поцелуем.

А пока - на цыпочках, граждане овощи, на цыпочках. Не встречаясь глазами с элементами структур. На нашей улице саммит.

24/7/2006 Безоблачное небо

Завязывай, Шехерезада. Прикрути на время кран дозволенных речей. Оставим в покое клавиатуру.

Лето - сезон примирения с действительностью. Хорошая погода практически гарантирует свободу передвижения. Которую теплая одежда страшно стесняет. И ограничивают лужи.

А свобода, например, слова в лесу не так чтобы крайне необходима. И на речке ни к чему.

Тем более - когда не стало алкоголя и политики.

В продаже холодный путинг и горячий лизинг.

Короче - поживем, читатель, врозь и молча. Ну что может случиться за какую-нибудь пару недель.

В Палестине не кончится, в Грузии не начнется. (А и начнется - опять же не кончится.)

Удалой Насрулла все так же будет грозить надменному соседу из своего бедного бункера.

И Москва не выйдет из РФ к Черному морю, сколько кепкой ни махай.

А тут, у нас, вообще ничего не шевелится. Кроме недвижимости. Только она и шуршит, переходя из рук в руки. Вот задумали, крестопродавцы, переоборудовать узилище - в отелище. (Перед входом, естественно, - фонтан: плачущая Ахматова.) Посмотрим.

Пока что разоряют гаражи. Тысячу за тысячей, квартал за кварталом. Чтобы, значит, негде было петербургскому единоличнику из эпохи Застоя тихо попраздновать свою независимость. На свалку, ребята, на свалку пора вместе с драндулетами.

Вшиворыночная экономика шутить не любит. За квадратный метр - не пожалеет и двух кубических, в случае чего.

Но летом про это как-то не думается. Летом и собственной жизни меньше жаль, не говоря о жизнях чужих. Время утекает нечувствительно. Как будто его много.

И вообще, свет не сошелся на млекопитающих. В настоящий момент лично меня больше беспокоит судьба амфибий. Лягушек, жаб, тритонов, саламандр. Было 6 тысяч видов, скоро останется всего 4 тысячи. Цивилизация боится сырости. Куда податься земноводному? (Вот и мы с вами обязательно ударим скоростным диаметром по Юнтоловским болотам.) Прощай, быстрый разумом тритон.

Кстати, дождевые черви тоже стонут. Про бабочек уже не говорю: бедняжки не сумели перенести распад СССР. А какие были разноцветные.

Помните, Лермонтов написал об одной графине:

Нарядна, как бабочка летом...

Тоже любил, между прочим, это время года. И вел себя неосторожно. И как раз посреди июля ровно 165 лет тому назад щекотливый болван к нему и подкрадись.

Теперь читают из-под указки тинейджеры, перечитывают отдельные пенсионеры. Про жизнь - как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, - прав! прав! А скажи-ка-дядя-ведь-недаром - забавная скороговорка. Но главное - умереть так, не умирая. Под сладкий голос в наушниках плейера. И чтобы темный дуб склонялся и шумел.

Как все ему надоело, надоело. А жил в стабильной сверхдержаве, снабжавшей весь мир пенькой. В империи, руководимой взвешенным лидером по прозвищу Карл Иванович. Который будто бы так и сказал: собаке собачья смерть.