— Он не разведчик, — вернулся к разговору Руденко. — Но парень ушлый. За ним и наши приглядывали, Лавренев ведь говорил. Что же выходит, дед все прохлопал? Да и цэрэушники тоже?
— А болгарские контрразведчики?
— История умалчивает. У деда есть старые знакомые, но те наверняка будут избегать общения. Боятся. Их и так преследовали, как и ребят из Штази. Меня сейчас больше волнует, как ты будешь домой добираться в таком состоянии.
— Собьем температуру, — был настроен оптимистично Олег. — Рассказ Богны хорошо записался? Может, еще раз прослушаем?
— Спи! — велел Руденко. — Я съезжу в посольство. Дам прослушать запись деду.
Он уехал. А Ермилов, пытаясь уснуть, ворочался, сопел, одолеваемый видениями в полусне. По канатной дороге в каждой кабинке ехало по шесть мужчин в плащах и шляпах, надвинутых на глаза. Олег пытался рассмотреть их лица, но туман застилал глаза, едва ему казалось, что вот сейчас, еще мгновение, и он увидит их. Наплывал туман, серый, липкий, как сгустки паутины. А значит, есть где-то паук, который ее плетет…
Понимая, что это бред, Олег пытался мыслить здраво, но и здравые мысли приводили его своей логикой, подогретой температурой, только к странному выводу, что таких больших пауков не существует в природе, а уж продуцировать столько паутины живое существо и вовсе не смогло бы. Он запутался в своей же «логике» и провалился еще глубже. Ему чудилось что кто-то огромный и белый с распростертыми руками повалился на него и давил всем своим чудовищным весом. Как статуя Иисуса из Бразилии. Слепили вспышки, словно его кто-то фотографировал.
Возникали обрывки мыслей, становившихся навязчивыми и густыми. Сумасшедший Петров, мечущийся по комнате с мягкими стенами, коварный фотограф, нанятый цэрэушником, Линли, не стареющий, как неумолимый механизм, машина Ее Величества. Его перстень, как маяк, светил из темноты, в которой брел Олег. И свет становился все ярче и, в конце концов, превратился в ослепительный.
Ермилов поморщился и открыл глаза. Вокруг него хлопотала пухлощекая Нина Михайловна. Она, как многорукий Шива, только в женском обличье, трогала его лоб, уксусом терла ему виски, на грудь укладывала горчичники, мерила температуру, поила каким-то отваром…
— Я тебе реанимацию привез, — подал из комнаты громобойный голос Лавренев. — А то Лешка панику поднял. Помирает, говорит, полковник. Нет уж, извините, не в мое дежурство! А Нина если не залечит насмерть, то на ноги поднимет. У тебя же билет на завтрашний день. Так что полетишь, а там уже хворай у жены на руках.
«У Люськи похвораешь», — с тоской подумал Олег.
Пользуясь его беспомощностью, она начинает читать нотации: как ему продвинуться по службе, как, в конце концов, покрасить их финский домик на даче, как его достроить, чтобы не было так тесно, как воспитывать Петьку с Васькой… Лучше бы о вкусной и полезной пище… Хотя кое-какие здравые зерна в болтовне Люськи пускали ростки в слабом и податливом сознании Ермилова.
Уже через час после манипуляций Нины Михайловны больной смог сидеть и даже изъявил желание отведать чего-нибудь посущественнее отваров и таблеток. Однако ему прописали диету и сунули в руки чашку с горячим чаем и плошку с малиновым вареньем.
Когда Лавренев и Нина Михайловна, оставив рекомендации, удалились, Руденко, заметив, что взгляд Олега стал ясным и осознанным, поделился тем, что узнал от Ильи Николаевича.
— Когда Илья прослушал запись, он вспомнил, что перед отсылкой Петрова в Союз старлей довольно долго встречался с Богной. И никто не препятствовал. Наши остерегались ее высокопоставленного деда, а дед Богны, по-видимому, не хотел травмировать чувства внучки. И все ждали, когда попритухнут чувства. И вдруг как гром среди ясного неба явление деда Богны в посольство. Он пошел прямиком к послу, а тот вызвал атташе. Как рассказывает Илья, атташе вернулся малиновый. Пришлось даже звать медсестру, чтобы сделала укол от подскочившего давления.
Руденко прошелся вдоль окон на лоджии и задернул шторы.
— Так вот и я, и Лавренев, мы полагаем, что дед Богны испугался связи Петрова с англичанами. И поэтому ситуация именно так разрешилась.
— Ты считаешь, у этого родственника Богны были на руках задокументированные факты контактов Петрова с английской разведкой?
— Иначе сложно объяснить, чего так долго ждал дед Богны. Жаль, что он уже умер, а то мы бы заполучили свидетеля. Однако Илья не теряет надежды раздобыть информацию от старых местных гэбэшников. Остались у него связи. Если чего-нибудь надыбает, тебе передадут.
Утром Софию накрыл туман, сырой непроглядный. Открыв шторы на балконе, Ермилов ничего не увидел. Он потер стекло, решив, что оно запотело. Однако белесый морок не исчез. Олег даже подумал, что это продолжается вчерашний бред, но он чувствовал себя почти здоровым после взбадривающих процедур Нины Михайловны. От ее горчичников остались ожоги на груди и спине, даже рубашку было больно надевать.
До отлета из Софии Олег успел купить домашним гостинцы: несколько коробок лукума, розовое масло и кожаную темно-фиолетовую куртку для Люськи.