— Англичанин… Меня тогда смутила эта история. Но это было позже… Мы познакомились с Сашей в вашем посольстве, где было много дипломатов из разных стран. Я не помню, были ли там англичане… Я пришла по приглашению вашего советника по культуре. Довольно популярны были такие мероприятия в советском посольстве. Ваши любили вкусно угостить, приезжали артисты из Союза, и мы довольно охотно ходили. Я тогда была уже замужем.
«Так он еще и с замужней путался, — подумал Ермилов о Петрове. — Кажется, Богна им всерьез увлеклась. И она, наверное, единственная, кто по-настоящему привязался к нему. Был ли у него в жизни такой же верный человек, как она? Вряд ли. С остальными у него отношения сводились к шкурному принципу: ты — мне, я — тебе». Олег успел для себя понять сущность неглупого, ловкого и довольно обаятельного Петрова.
— Так что англичанин? Александр с ним общался при вас? — Руденко ни на минуту не забывал, с кем разговаривает, и не называл старлея по фамилии, понимая, что это будет неприятно Богне и может вызвать подозрения.
— Нет. Они разговаривали в стороне от меня.
— А как он объяснил? Вы где в это время находились? — не мог понять Олег.
— Всех деталей я уже не помню, — она отвернулась к окну и провела перчаткой по запотевшему стеклу. — Больше двадцати лет прошло…
Александр приезжал к ней почти каждые выходные. Шутил, что на личную жизнь у него только воскресенье, остальные дни недели он влачит жалкое существование без нее. Он избегал ее друзей и вообще шумных компаний. Она понимала почему. Ей он говорил, что очень засекреченный и очень важный человек. Богна догадывалась, что он пускает ей пыль в глаза, но ее все устраивало. Она рассталась с мужем, не скрывая своей увлеченности русским. И только одного боялась — того дня и часа, когда подойдет конец его командировки в Софии. Для себя она уже начала подумывать о том, чтобы уехать вместе с ним в Советский Союз.
Дед, на чьей даче у подножия горы Витоша она проводила то лето и осень, уже не раз заводил с ней душеспасительные беседы. Мрачный, высокий с густой седой шевелюрой, он сверлил ее взглядом черных глаз и остерегал не совершать необдуманных поступков. Он как чувствовал, что она готовится уехать. И предупреждал, что, если она сделает это, неприятности начнутся у всей семьи. Он разведал о Саше довольно много. Знал и его звание, и должность (задействовал своего зятя из Комитета Болгарии). По наущению деда за Богной и Александром следили, и все фотографии их гулянок с докладами наружного наблюдения попадали к нему на стол.
И все-таки, оказывая давление на внучку, дед оставлял ее на даче одну. Жизнь прожил, понимал, что, пока она не перебесится, не убедится сама, что Петров — пустышка, хоть и смазливенькая, ситуация не изменится. Но когда осознал, что любовный дурман не выветривается, дед сам организовал сквозняк, которым и вымело Петрова обратно в Союз.
Александр приезжал на дачу в пятницу вечером. Она слышала, как, скрипнув калиткой, он проходил по гравиевой дорожке, и выскакивала его встречать.
Первое время они и в самом деле были в дурмане. Никого не видели и не замечали вокруг, даже когда выходили в город или забирались в горы. Словно их окутал туман, сползший с горы Витоша. Ни о ком она не могла больше думать и говорить. Но проходили дни, недели, и Александр становился все более отстраненным. Она списывала это на его напряженную работу.
И жена его бомбардировала письмами, в которых перемежались угрозы и мольбы опомниться. Ей, конечно, уже донесли жёны сотрудников посольства. В таком деле доброхоты всегда находились.
Богна старалась его развлечь. Водила по местным ресторанам, в кино и все время ненавязчиво предлагала остаться в Болгарии. Ее дед сможет организовать все так, что у Александра не будет проблем. Это же не эмиграция на Запад. Это ведь дружественная советская Болгария. Но он уходил от разговора.
По субботам они завтракали вместе на круглой террасе с клетчатыми рыже-белыми шторками на окнах. Варили кофе, ели блинчики с джемом из лепестков розы. Болтали обо всем. Он очень хорошо говорил по-болгарски.
И вот в один из дней они пошли гулять. Прошли по проселочной дороге до начала горной тропы и углубились в лес. Изнуряющая жара уже с раннего утра стиснула город. София варилась в собственном соку из бензинового духа, дыма от пекарен и запаха раскаленного асфальта.
В лесу были и ручьи, и родники, из которых они пили ледяную воду. Доходили до высокого водопада, а оттуда по каменистой тропе шли еще выше, к горной хижине, а оттуда к ресторанчику. Как раз успевали к обеду. Так они делали всегда, а в тот день Александр почему-то поторапливал, забегал вперед, хотя Богне хотелось идти рядом. Это стало, в конце концов, ее раздражать, у нее испортилось настроение, и она начала нарочно притормаживать. Богна не выносила, когда кто-то пытался ей указывать.