Ему такой расклад в голову не приходил. В самом деле, цэрэушники получили сведения о вероятной измене Петрова, о том, что он параллельно сливал информацию о работе в засекреченном НИИ еще какой-то спецслужбе, но старлей не вовремя тронулся рассудком. Может, и вследствие начала допросов. Не успели узнать правду, и вопрос о верности старлея ЦРУ повис в воздухе.
Но этот же вопрос волнует сейчас и ФСБ. Следствие в начале восьмидесятых не выявило то, что он двойной, а может, и тройной агент.
Посольство выглядело как старая советская пятиэтажная поликлиника: с квадратным козырьком на тонких колоннах над парадным входом, напоминающим подъезд в обычной многоэтажке где-нибудь в Чертаново. Руденко пропустили на территорию, открыв решетчатые ворота. Олег с содроганием вспомнил, как он буквально штурмовал с таксистом-юаровцем ворота российского посольства в Претории. К счастью, преследователей во главе с английским разведчиком Ричардом Линли отсекли, они не рискнули врываться следом на территорию посольства. Хотя на Кипре тот же Линли действовал более решительно, по-хозяйски. Организовал нападение на квартиру Руденко, чтобы предотвратить провал своего агента Дедова в России. Не помогло.
Лавренев неожиданно для Ермилова выглядел очень молодо. С лохматой темно-каштановой шевелюрой, нависавшей над широким, шишковатым лбом. Синие глаза под густыми бровями Олегу так и хотелось назвать «буркалы». Было в Илье Николаевиче что-то почти первобытное, настоящее, в избытке. Приземистый, широкоплечий, с ладонями, как саперные лопатки. Он и говорил низким раскатистым голосом так, что внутри Ермилова даже вибрация возникла.
Олег с Руденко зашли сперва к нему в кабинет, но Лавренев сразу проворно выбрался из-за большого, почти пустого стола, пожал руки обоим, стиснул, как клещами, и пригласил их в соседнюю комнату. Там на подоконнике цвела красная роза в глиняном массивном горшке. На полу стояло еще множество разнокалиберных горшков с тропическими пальмами, фикусами и даже орхидеями. Здесь пахло мокрой землей и розами. Мягкие низкие диванчики были покрыты полосатыми оранжево-бело-зелеными веселенькими покрывалами. Своеобразная рекреационная зона. В углу на золоченой металлической сервировочной тележке со стеклянной столешницей стояла посуда тонкого костяного фарфора. И Лавренев на удивление ловко управился с миниатюрными чашками.
— Мне уйти? — спросил Руденко деликатно.
Лавренев пожал плечами: он не собирался раскрывать тайны, тем более Руденко — свой.
Олег покачал головой, не возражая против присутствия Алексея. Провалившись в мягкую поверхность дивана, Ермилов принял из рук-лопат Лавренева крошечную чашечку с кофе и почувствовал себя неуютно в компании этого первобытного типа. Однако Лавренев то ли в силу профессиональных навыков, то ли в силу легкого характера оказался прост в общении.
— Чего тебе? — сварливо спросил он. — Петровым интересуешься? Гнилой парнишка был. Блатной. Вел себя нагловато, прямо скажем. И жена его… Ты же понимаешь, коллектив за границей не такой многочисленный, все друг у друга на виду. Домашние скандалы через стену слышны. Жили-то по соседству. Он не из нашего ведомства. Занимался, правда, анализом секретной информации. Ее, наверное, и продал супостату, когда под цэрэушников лег. Я не удивился, узнав об его аресте в Москве.
Лавренев выбрался из мягкотелого дивана, продемонстрировав, что все же не молод, и звонко хрустнув обеими коленками. Он взял желтую пузатую лейку с подоконника и начал сосредоточенно поливать розу, словно и забыл о гостях.
— Домой охота. Сижу тут, как сыч, смену никак не присылают. Хоть какое-то развлечение. Говорят, приедет из Центра целый полковник.
Он стоял к сидящим офицерам спиной, но Олег бы голову дал на отсечение, что Лавренев искренне развлекается, разыгрывая из себя простачка. Цветочки он поливает…
— Вы же понимаете, Илья Николаевич, я бы не поехал сюда просто для того, чтобы услышать от вас, что Александр Петров, осужденный и отсидевший, эмигрировавший в Штаты, плохой парнишка. — Ермилов сказал это и взглянул мельком на Руденко. У того дернулся уголок рта от сдерживаемой улыбки. Алексей откинулся на спинку дивана, рассматривал цветы и выглядел совершенно отрешенным, словно вот-вот уснет. — В ваши обязанности входило не просто прислушиваться к домашним скандалам, происходящим за стеной, но и приглядывать за вверенным вам контингентом.
После этого Руденко сразу встрепенулся и глянул на спину Лавренева с опаской.
Илья Николаевич обернулся и посмотрел на Олега как на маленькую собачку, внезапно и больно тяпнувшую его за лодыжку.
— Знаешь что, полковник… — с расстановкой произнес Лавренев.
Но Ермилов так и не узнал, потому что неожиданно вмешался Руденко:
— Слушай, дед, ну давай попроще лицо сделай! Я из Афин притарахтел не на твои театральные представления смотреть. Цветовод-любитель! Давай ближе к Петрову. Ты еще этого полковника не знаешь, — он кивнул на Олега. — Он вместе с информацией и кадык ненароком вырвет.
— А ты его сдерживай, — серьезно попросил Лавренев.