Выстрел в прошлое

Марат, который часто использовал прием молчания да и вообще был не болтлив, без слова сел на диван.

– Что ты не здороваешься? Недоволен моей деятельностью в качестве лечащего врача?

– Я недоволен тем, что произошло со Смирновым, и хотел бы внести ясность, – холодно сказал Суворов.

Шеин прекратил укладывать рубахи в шкаф и сел за стол:

– Охотно, – сказал он. – Тебе известен диагноз твоего товарища?

– Откуда бы?

– Циклическая форма шизофрении, отягощенная аутическим и амнезийно-заместительным синдромами. А в полном виде – надо вообще в карточке смотреть, что я там по науке классифицировал. По его случаю я мог бы диссертацию защитить. То, что он десять лет находится в обществе и живет почти полноценной жизнью, – уникальный успех.

– Ваш?

– Да.

– Это значит, что его можно в любой момент упрятать в психушку и объявить его показания юридически недействительными? – жестко спросил Марат. – Неплохая страховка.

Шеин отнесся к обвинению спокойно, он был тертый калач, разжалованный офицерик не мог поймать его на почве профессиональной деятельности. Шеин был уверен, что и опытные эксперты ничего не смогли бы доказать, дойди дело до суда или служебного расследования. Все шито-крыто!

– Что, все шито-крыто? – прочитал Марат его мысли. – Я ведь тебя задавить могу безо всякого расследования!

Шеин вздохнул:

– Все фронтовики одинаковы. Тебя тоже надо бы обследовать и помочь по мере сил. Везде в мире есть курсы для реабилитации солдат спецподразделений. Вы опасны, ребята, на гражданке. Вы все еще воюете и не можете остановиться, – голос Шеина набирал силу и обвинительный тон. – Обратись к кому-нибудь, пока не поздно, если мне не доверяешь. Могу дать наколку на специалиста…

Марат покачал головой:

– Ты меня проверял еще в базовом лагере. Смирнова отобрал, а меня – нет. Я тебе не подхожу, и ты с моими мозгами не справишься. Я хочу знать, что ты сделал с психикой Сергея и какие эксперименты ставил. Интересно, что ты запоешь, если тебе яйца зажать в тиски? – оценивающе глянул на Шеина Марат.

– То же, что и все – буду орать и признаваться в чем угодно. Но учти, что Смирнов полностью доверяет мне, так что при нем этот фокус не выйдет. Твой «наезд» на меня – фуфло. То, что ты способен понять, я расскажу и так.

– Валяй, – разрешил Марат, который, между прочим, просчитал и вариант «экстренного потрошения» этого «лепилы».

Сделать это было не так сложно, как тот думал. Если взять столовую вилку, выломать средние зубцы, а два оставшихся сунуть в розетку, обмотав ее ручку полотенцем, то свет в их стояке погаснет. Здесь это никого не удивит, но на время все ослепнут. Можно на выбор – выкинуть этого «ученого-экспериментатора» в окно со второго этажа, а можно и аккуратно вывести по лестнице, – никто не заметит. Потом посадить в его же машину, отвезти в степь и допросить по всей строгости полевого закона. Однако после этого врача придется закопать в землю, а Марат вовсе не был уверен в его виновности и даже причастности к бедам Смирнова. Он элементарно брал врача «на понт».

Шеин, который был уверен в своей относительной безопасности, начал растолковывать положение вещей по возможности простым языком:

– В 1995 году Сергей получил тяжелейшую психическую травму, выполняя задание Губаренко. О его содержании спрашивай у него самого. Мне известна только первая половина – это была установка мин на каких-то морских вышках. Это задание было выполнено успешно. Однако вслед за этим произошло что-то такое, с чем Смирнов как личность не мог примириться. Сходную клиническую картину наблюдали в случае, когда на глазах солдата в Афганистане пытали одного за другим его товарищей. Он спасся ценой предательства и участия в их казни, он принял мусульманство, через несколько лет попал в США и уже там впал в тяжелую форму аутической шизофрении. Бесполезно гадать, что именно привело Смирнова в подобное состояние. Однако факт остается фактом: как бы тонко я ни приближался к этому эпизоду в его жизни – даже в состоянии глубокого гипноза, – он впадает в коматозное состояние.

– И вы дали ему «новую» память?

– В течение двух лет он постепенно сам сочинил какую-то суррогатную версию, которая и укрепилась в его сознании. Это его стена, за которой прячутся кошмары. Конечно, они время от времени прорываются в сознание. Ведь информация из мозга никуда не девалась, но извлечь ее принципиально невозможно. Любая такая попытка окончательно разрушит его психику. По-видимому, он совершил нечто, чего не хочет признавать даже перед самим собой. Знаешь, как ребенок, который навалил в штаны и упрямо заявляет взрослым: «Это не я! Это не я!» Внутренний образ самого себя не совпадает в этом случае с фактами, и слабая психика предпочитает сохранить образ и устранить факты.

– У Сергея слабая психика? – недоверчиво переспросил Марат. – Нас же отбирали, как космонавтов.

– Не преувеличивай, мне об этом больше известно. Отбирали с учетом того, чтобы вы продержались год-два. О дальнейшей вашей судьбе никто не думал. В этом есть и моя вина – каюсь. Но на войне невиновных не бывает.