Выстрел в лесу

— Если не виноваты, тогда, конечно, другое дело. Меня отец один раз совсем зазря наказал. Соседка нажаловалась, что я окно высадил. А его совсем другой мальчишка расколол. Два дня не пускали на улицу. Такое зло брало, такое зло…

— Видишь! Может, и Зуйку с Брузгюсом зло берет, если на них зря говорят. Йонукас Брузгюсов теперь даже на стройку не ходит — стыдно. Все на него косятся. А сначала работали вместе.

— Это тот, лопоухий?

— Тот, — подтвердил Алпукас.

— Он и у родника тогда, кажется, не дрался.

— Нет, он не драчун. Сильный, самый сильный во всем классе, а не дерется.

Мальчики еще долго беседовали на эту тему. В конце концов сошлись на том, что не стоит пытать несчастных Зуйку с Брузгюсом. Однако надо же было что-то предпринимать.

На следующий день решили не идти на стройку, тем более что и там работы ребятам почти не было — перемычку пока не насыпали, — и посмотреть, что будет дальше. Надо только придумать какую-нибудь отговорку для домашних. Но и этого не потребовалось: после завтрака, когда отец оседлал Гнедка — ехать в город, а дедушка собрался в лес, мать сказала:

— Не ходили бы вы сегодня на эту станцию: все разойдутся, за домом присмотреть некому, а мне надо свеклу окучивать, заросла.

— Можем и не ходить, — совершенно неожиданно согласились мальчики.

…Алпукас и Ромас не знали, как убить время. Пока вернется отец с новостями, пройдет добрых полдня, а то и больше, потому что до местечка не ближний конец.

Однако их чаяния осуществились гораздо быстрее, чем они предполагали. Не отъехав от дома и трех километров, лесник повстречал катящего ему навстречу сержанта Кумписа. Юрас повернул коня, и, один верхом, другой на своем велосипеде, они вместе вернулись в дом Суописов.

Ребята очень удивились, как это отец успел так быстро обернуться. Но думать над этим было некогда, потому что лесник соскочил с коня и сказал сержанту:

— Ставьте велосипед и пожалуйте в избу. Я только расседлаю и приду.

Сержант огляделся:

— Что нам стены коптить? Погода хорошая, подышим воздухом.

Отец промолчал, и сержант, прислонив велосипед к стене, уселся на сложенных под забором бревнах. Он достал носовой платок, вытер потный лоб, потянулся и, привалившись к плетню, зажмурился от солнца.

Ромас понял, что разговор состоится здесь. Это усложняло положение. В том, что им не позволят слушать, он не сомневался. В избе еще можно куда-нибудь забиться, спрятаться, а тут близко не подойти. Как быть? Мальчика обуревало неодолимое любопытство, страстное желание все узнать, услышать, разведать…

— Алпукас, там плетень!

Тот смотрел, ничего не понимая.

— А за ним обрыв…

— Ну и что?

— «Что»? Пошли. Узнаешь — что.

— Ай нет, Ромас, ничего путного там не услышишь, и отец заметит.

— Не заметит, не заметит! — подбадривал тот самого себя и Алпукаса.

Мальчик дрожал от нетерпения. Никакая сила не удержала бы его сейчас. Алпукас понял это и сдался.

Отец еще не вернулся, малышка Натале играла в песке у порога избы, сержант сидел, расстегнув ворот гимнастерки… Мальчики скользнули за угол.

Они обогнули избу, спустились к речке и около кустов вынырнули перед небольшим обрывом, который начинался почти от самой ограды. Мальчики стали осторожно карабкаться по откосу, стараясь не шелестеть травой. Не высовываясь наружу, они залегли в небольшой рытвине, приникли к земле.

Некоторое время было тихо.

Над обрывом виднелись только скрещенные прутья плетня и выбивавшиеся из-под забора верхушки чернобыльника, усыпанные бледными, сухими пупырышками. Но вот с середины двора донеслись торопливые шаги. Скрипнуло бревно, еще больше подался наружу верх ограды, закачался чернобыльник.

Дети затаили дух.

— Ох, разморило меня на солнцепеке!..

— Так, значит, отпустили Брузгюса?

— Умаялся вконец, горе с велосипедом по таким дорожкам.

— Выходит, не виноват?

— Брузгюс-то?

— Он, он!

— Что поделаешь, пришлось выпустить.

— Так не виноват?

Один голос был нетерпеливый, прерывистый, нервный, другой — спокойный и усталый.

— Как сказать… И виноват и не виноват. Водятся за ним грешки, да не те. Ниточка ведет в другое место.

— Ну?

Что-то сухо щелкнуло.

— Может, закурим?

— Нет, я не курю, разве можно леснику! А впрочем, давай…

Чиркнула спичка, и над плетнем поплыл дымок. Поднимаясь, он быстро таял в голубом, прозрачном воздухе.