Дорожка вела мимо одноэтажного дома с камерами.
— Вот что, старший инспектор, — снисходительно и даже ласково произнес Корнелий. — Ты только не трепыхайся так. Сорок минут — это масса времени. Сорок человек, а не одного можно отправить в мир иной. Давай все делать благопристойно и по порядку…
Альбин улыбнулся искательно и недоверчиво.
— Я хочу отдать тебе одну вещь… — раздумчиво объяснил Корнелий. — Берег ее до конца, она вроде талисмана. А теперь уж зачем она мне. Возьмешь на память… Давай зайдем, я спрятал ее в камере. Хорошая штука, будешь доволен…
Он опередил Альбина, вошел в коридор, затем в камеру, где жил первые тюремные дни. Не оглядываясь, лег животом поперек постели, зашарил в промежутке между койкой и стеной.
— Ч–черт, не найду… Помоги–ка, отодвинуть эту бандуру. — Он взялся за край тяжелой казенной кровати.
Инспектор Мук, нерешительно дыша, нагнулся и ухватился рядом, справа.
— Раз–два… — сказал Корнелий.
Альбин послушно потянул. Корнелий выпрямился и кулаком с зажатым ключом ударил его по затылку. Со всей силой своего скрученного отчаяния.
Инспектор Мук молча упал лицом на одеяло.
Корнелий вышел в коридор, старательно задвинул на кованой двери старинный засов. Ровным шагом прошел через двор. Сердце не Колотилось, а как–то всхлипывало. Но он неторопливо шагнул в проходную. Сказал молодому, с круглыми щеками улану:
— Ну как служба?
Тот криво зевнул: скучища, мол.
— Альбин, то есть инспектор Мук, велел пока не тревожить его никакими звонками. А как приедет комиссия, позволите.
— Понял, — опять зевнул улан.
Корнелий взял со стола стакан, отколупнул крошку. Из обшарпанного сифона плеснул на дно шипучей струйкой, пополоскал, вытряхнул брызги в открытую дверь. Налил полстакана, выпил.
— Да, кстати. Там привезли заключенного, сидит в третьей камере. Он буйный. Если услышите, что орет и барабанит, не обращайте внимания.
Улан проявил некоторый интерес:
— А откуда он взялся? Вроде никого не проводили тут…
— Через школу провели, по внутреннему… Случай особый, он симулирует шизика. Запомни…
— Лады…
— Да не «лады», а «слушаюсь», — лениво сказал Корнелий. — Все–таки с муниципальным советником говоришь, а не с тещей… Ну, черт с тобой, сиди…
Он вышел на улицу, неспешно дошагал до угла, а там, огибая территорию тюрьмы, почти бегом — к школьной проходной. Улан здесь был пожилой, усатый. Снисходительно–почтительный.
— Инспектор Мук не появлялся? — бросил Корнелий.
— Появлялись. Вас искали. Очень они взъерошенные какие–то…
— Будешь взъерошенным! Всех детей зачем–то срочно вызывают в школьный сектор муниципалитета. Сейчас поведу… Только в отпуск собрался, а тут… Чиновники чертовы…
Улан сочувственно покивал.
Ребята во дворе стояли у достроенного «балагана» Видимо, они давно и с тревогой ждали Корнелия.
— Антон! Бегом ко мне!
И откуда только такое командирство в тоне? Прямо штатт–капрал Дуго Лобман.
Антон подлетел, встал прямо. В глазах: «Что случи лось?»
— Всем ребятам переодеться в школьное. Сейчас идем на прогулку. Без вопросов. Это важно и срочно. По дороге объясню.
— Хорошо, господин Корнелий… Только Цезарь наверно, не захочет переодеваться.
— Пусть. Лишь бы все выглядели прилично…
Ребята убежали в дом. Кроме Цезаря. Цезарь подошел и сказал тихо, но со скрытым вызовом:
— Вы, конечно, не позвонили.
— Не было возможности. И не было смысла. Я объясню… Возьми с собой курточку, мы уходим надолго.
Цезарь молча ушел к «балагану», поднял с земли гусарку. Издалека бросал взгляды на Корнелия. Маленький, обиженный. Упрямый…
А время шло. Корнелий смотрел на часы, плотно сидя щие на запястье пониже белых точек следов индексной прививки. Крупные зеленые цифры менялись, отмеряя секунды и минуты. А ребят все не было…
«Что они возятся, как старые паралитики!..»
«Не трепыхайся, всего три минуты прошло…»
«Интересно, когда очнется и примется орать и колотить в железо Альбин?.. Надеюсь, я не угробил его…»
«Боже ж ты мой, а до появления той самой щели в храме уже меньше часа…»
— Цезарь, будь добр, сбегай, поторопи ребят… А, вот они!
Мальчики и девочки стали шеренгой — аккуратные, молчаливые. Корнелий вереницей вывел их через проходную (Цезарь — позади всех). Небрежно сказал улану:
— Вернемся, вероятно, к ужину…
Пока видна была проходная, шли неторопливо, парами. Когда свернули в переулок у запертой лавки, Корнелий не выдержал:
— Живей, ребята, живей! Нас могут догнать!
— Быстро… — вполголоса скомандовал Антон, и все ускорили шаг. Почти побежали.
Никто ничего не спросил, только Цезарь глянул сердито и недоуменно.
Тата с забинтованной ногой захромала, Корнелий подхватил ее на руки.
Справа потянулась решетка глухого парка. В одном месте кованые узоры были выломаны. Корнелий сообразил, что, если не огибать парк, а пересечь его, можно сэкономить минут пять и выйти прямо на улицу, что ведет к оврагу.
— Антон, давай туда, в сад!..
В тени векового ясеня они остановились, чтобы передохнуть. И тогда звонко и враждебно Цезарь спросил:
— Куда мы идем?! Почему вы не говорите?!
— На Луга… — выдохнул Корнелий.
Они сбились кучкой. Приоткрытые рты, распахнутые глаза. Тата замерла у него на руках.