Высший пилотаж

Словно огненный вихрь охватил ее, в мгновение ока превратив из застенчивой скромницы в уверенную в своей власти, раскованную и жаждущую повелительницу чувственной стихии. Маша едва слышно засмеялась, выгнулась дугой на Иониных руках и с жадностью приняла его в себя. Теплый розовый мрамор был холоднее разгоряченной кожи. А в зеркальных плитках дробились в бесконечное множество две сплетенные воедино фигуры.

Иона не мог скрыть радостного изумления. Совершенно новая, волнующая бесхитростным откровением женщина послушно покорялась его воле, но в то же время сама безраздельно властвовала над ним. И он вместе с нею постигал каждую следующую ступеньку бесконечной лестницы любовной страсти.

— Тебе хорошо со мной? — Маша перевела дыхание и смущенно опустила глаза.

— Очень... — выдохнул Иона.

Она приподнялась на локте и прижалась щекой к его щеке.

— Ты колючий...

— Правда? Я сейчас побреюсь. Черт... с утра уже оброс...

— Не надо. Мне так нравится...

Она мягко провела пальчиком по отросшей щетине. Раньше небритый мужчина вызвал бы в ней только брезгливость, а сейчас Маше казалось, что это неоспоримый признак мужественности. И запах пота от его кожи не сравнить ни с каким дорогим одеколоном. Он такой родной и неповторимый... И Маша, словно кошка, потерлась носом о его плечо. И тут же подумала, что именно так ее Пуся обнюхивала своего кота... И наверное, так же доисторические женщины определяли издали по запаху, что приближается их возлюбленный... Инстинкт... Самый древний на свете... Основной инстинкт...

Потом Иона закутал ее в махровый халат и опять перенес на постель.

— Ты не устала?

— Ни капельки.

— Ты не будешь считать меня ненасытным монстром? Я так долго ждал этой ночи...

— Я тоже...

И опять летит на ковер махровый халат, веером разлетаются по комнате розовые лепестки, а тонкие простыни сминаются, сбиваются в комок от жадных, нетерпеливых ласк. Как будто они были в разлуке целую вечность и вот наконец встретились...

— Я все делаю правильно?

— А разве здесь бывают правила?

— Не знаю...

— Ты просто великолепна... Ты сводишь меня с ума...

— Это потому, что я сама давно сошла...

Какое счастье лепетать восторженные ласковые фразы, не задумываясь над тем, умно это или глупо, достойно или неприлично. И не надо думать, как ты выглядишь, потому что благодаря Ионе Маша видит себя его глазами. И сама изумляется тому, что оказывается хороша, что у нее мягкие губы, упругая грудь, сильный плоский живот, а щеки пылают, это его слова заставляют их залиться румянцем...

— Машенька... Иди ко мне... ближе... я хочу тебя...

Какое счастье чувствовать себя желанной, единственной, неповторимой. Маша не знала, что может когда-нибудь испытать такое. Это словно летишь с высокой горы, распластав в воздухе крылья, и сердце разрывается от восторга... И хочется крикнуть: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» Свечи давно догорели, робкий солнечный луч заглянул в спальню, пробившись сквозь плотно сдвинутые шторы. Он упал на лицо Ионе, защекотал глаза, перепрыгнул на Машу и заставил ее тоже зажмуриться.

— Разве уже утро?

— Да, мое сокровище.

— Я не заметила, как пролетела ночь... Я думала, она будет длиться целую вечность.

— Тебе жалко?

— Почему все хорошее всегда так быстро кончается?

— Не думай об этом. Мы теперь всегда будем вместе. Много тысяч таких ночей.

— Мне кажется, так не бывает...

— Ты мне не веришь?

— Я не о том... Мне кажется, это сказка...

— Это быль. И ты самая настоящая Шехерезада.

— Глаза закрываются...

— Спи... Я рядом.

— Они жили долго и умерли в один день?

— Нет, они жили вечно... Одна эпоха сменяла другую, а они были по-прежнему молоды. Это потому, что любовь давала им силы. Сначала я был рыцарем, а ты моей дамой... Помнишь, ты мне бросила на турнире платок?

— Нет... — сквозь сон бормочет Маша. — Не платок, а шаль... фисташковую...

— Помнишь, сколько ты ждала меня из похода? И сама снимала с меня кольчугу и омывала раны?

— Это был шлем... Когда упал твой самолет...

Слова все тише... Головы бессильно клонятся к подушке... А руки все так же сплетены, словно боятся отпустить друг друга... И на широкой кровати, где так много места, им на двоих хватает узкой полосочки...

А мир наполняется утренними звуками, пробуждается к жизни, встречая новый день. Птицы так расчирикались, будто нарочно расселись на ветках как раз напротив окна спальни...

Прасковья Митрофановна тоже ранняя пташка. Чуть свет на ногах. Она машет горластым воробьям и шепчет:

Сон на порог, нега в суставы, хмель в голову...

Летите, летите, молодых не будите...

Крепко любится — сладко спится...

Одна крыша, одно одеялко,

Одна подушка, одна судьбинушка...

Не разлепишь, не отцепишь,

Не разорвешь и вспять не повернешь...

И разом смолк гомон. Стая послушно снялась с места... Фр-р... и нет уже никого...