Высокие устремления

Остервеневшие от долгой зимы моржи с ревом любили моржих, дрались, жрали, гадили и спали. Иногда все лежбище вдруг начинало паниковать. С шумом, подобным грохоту десятка водопадов, они кидались к воде, безжалостно давя все, что окажется у них на пути. Хватало то чаячьего крика, то громкого храпа. А то и вовсе, без причины. Моча в голову стукнула, и понеслись.

Непривыкший к таким зрелищам Лукас только за голову хватался, видя, как на песке валяются изломанные тела неудачников… Потом, когда обзавелся несколькими бивнями и распробовал моржатину, громко возмущаться глупостью выдумок Пантократора перестал. Так, бурчал под нос иногда, когда кроме Мыйгук никто не слышал. Уначка же, своемулюбимому каптину прощала все, разве втихомолку делясь с подругами самыми яркими глупостями непривычного к настоящей жизни южанина. Подруги завидовали.

Наконец когда океан в пределах видимости — даже с вышки не найти — очистился ото льда, на горизонте сумели разглядеть мачты. Знатоки чуть на кулаках не сошлись, споря «Лахтак» то показался, или просто какой залетный парусник.

Но, сугубо на всякий случай, Нугра чуть ли не на берегу ночевала, боясь пропустить первый корабль с материка. Даже моржей разогнали пинкми и воплями, чтобы не путались под ногами. Усатые великаны ревели, таращились, но понимающе убирались. Переползли чуть левее.

Пришло утро. И с первыми проблесками рассвета, пришло понимание, что прав был сумрачный Дирк, утверждавший, что такая ленивая жопа, как Клафф, хрен выведет свое корыто так быстро!

Разбушевавшийся Тягл кинулся было заехать бургомистру в рыло — а неча каркать, а неча беду сулить! Еле-еле успели перехватить, оттащить и успокоить, намекнув, что бить бургомистра по такому глупому поводу — отнюдь не стоит. И для здоровья неполезно, и вообще.

Тягл успокоился, но злобу затаил. Кинулся вечером, размахивая жердиною. Снова успокоили, слегка помяв. И закрыли в пустой кладовой, где кроме полок не было ничего.

Добряк Кролище вручил заключенному свою ручную крысу.

— Научишь говорить — выпустим. А пока сиди, думай, почему ты дурак такой.

Крыса сидела в клетке из дощечек, нарезанных из плавника. Внимательно смотрела глазками-бусинками, шевелила усами…

А потом, на горизонте мелькнули мачты. И с каждым часом, они становились все ближе и ближе. И даже самый слепошарый мог с уверенностью и радостью сказать: «Се — 'Лахтак!».

* * *

Капитан Клафф за зиму нисколько не изменился. Разве что борода начала торчать еще неудержимее, да катласс сменился тяжелым палашом — оружием на палубе скорее бесполезным.

— Ты, друг Лукас, рукоять видел? Вооот! Рубилка как пол-галеры стоит. Вот и приходится с собою таскать, чтоб не уперли. Знаю я их, хороняк! Из вредности украдут, да пропьют за два гроша!

Хороняки-матросы на капитана не обижались. Не первый год знали! Покричит пять минут, потом извиняется полдня. Да и некогда было обижаться. Работа кипела!

Оба весьма вместительных трюма разгрузили влет — каждый норовил помочь. Хватал ящик, тащил мешок, даваясь слюной, втихомолку жрал сухофрукт, спрятавшись за дюной… Потом, разумеется, загрузка. Не так объемно, как в прошлый раз — из-за неожиданного Холода не приходили унаки с дальних островов, а из-за неожианных сложностей с Рыжим на Круглом — ближние неодобрительно косились. Но с полсотни мешков получилось.

От суеты даже моржи попрятались. Так, ревели матерно (но вполголоса!) за-за ближайших дюн.

— Как зимовка вообще? — спросил Лукас, выбрав момент, когда Клафф переводил дыхание после очередной порции беззлобной ругани в адрес косоруких подчиненных.

— Ну его, тот Грумант! — замахал руками Клафф, чуть не заехав по носу пробегавшему мимо Крауту. Молчун пошипел змеей, да потянул огромный куль дальше — руки заняты, не поругаться.

— Этот год, будто пальцем деланный! Ни мороза, ни тепла! Грязь, слякоть! Полный Груманат островных! Плюнуть некуда — островная рожа маячит! Еще и бормотуха подорожала!

— Ей-то с чего дорожать?

— Говорят, в Империи заваруха какая-то, вот все и дорожает, — пожал плечами капитан. Тут же хлопнул себя по лбу: — А, бесы мне в шею подыши! Тебе же наш многоуважаемый сиятельный рыцарь письмо передавал. Щас я его…

Клафф начал выворачивать многочисленные карманы, вываливая на палубу разнообразнейший мусор. Лукас в тревоге оглянулся — не спикирует ли с мачты какой поморник, узрев такое богатство.

Письмо нашлось. Разумеется, не в кармане, а за пазухой, в представительном чехле из жесткой кожи.

— На! — протянул его Лукасу Клафф.

— А точно мне? — на всякий случай засомневался Изморозь.

— Сам говоришь, что товарищ твой, который с оглоблей двуручной, погиб. Хороший мужик был, правильный. Хоть и южанин. А письмо вам обоим было. Теперь, значит, сугубо тебе одному.

Лукас пробежал глазами кривоватые строчки. Перечитал еще раз. Не поверил.

— Что там? — заглянул через плечо капитан. — А, ну как обычно, в общем. А то ты рожи корчил, думал, плохое что. Замуж выдают или еще что.