Высокие устремления

Капитан Клафф посмотрел на потолок, на свои руки, потом на молодого капитана наемников… Решил, похоже, что молодежь нынче пошла тупая до невозможности…

— Сиятельный рыцарь Бурхард Кристоф, это тот человек, без чьего разрешения даже чайки над Любечем не летают. И он очень недоволен произошедшим.

* * *

Паруса увидели на рассвете. Тусклое северное солнце медленно и очень неохотно начало выбираться из-за горизонта. Легкий ветер разогнал остатки предрассветного тумана…

— Пираты!

Крик с мачты стал горящей головней в муравейник. Все бегут, кричат, командуют, выполняют… Впрочем, хаосом это кажется только на непривычный взгляд! Не прошло и квадранса, как экипаж и пассажиры были готовы встретить врага. И победить. Ну или сбежать, если победа обещала стать призрачной или крайне героической.

Судя по количеству мачт, победы могло не быть вообще — трое на одного. Шанс для пехотной драки, но никак не для сражения на море.

— Расходятся! — снова заорал матрос с мачты. Зря глотку рвал — и так видно, что два холька идут в стороны, чтобы отрезать «Лахтаку» возможные пути отступления.

Капитан Клафф, успевший замотать бороду в толстую неопрятную косу на три жгута, вытащил из ножен катласс, проверил ногтем заточку.

— Ну как? Сгодится головы рубить? — спросил Керф, вооружившись своим двуручным мечом.

— Если вы, мастер, дадите такую возможность! — криво улыбнулся моряк. — А вы, погляжу, и кольчугой не побрезговали?

— Был бы доспех, и его нацепил бы, — провел ладонью по броне мечник, — вода, она ведь даже на вид ледяная, не выплыть. Лишний вес помехой не станет.

— Три вдоха, а на четвертый сердце рвется, — согласился Клафф. — Потому, я обычно своим приказываю за борт в драке не падать.

— И как? — поинтересовался мечник, уточняя нюансы — он всегда тянулся к новым знаниям приличного толка — по борделям пусть юный Лукас бегает, возраст такой!

— Наказывать за нарушения пока никого не пришлось — все тонули! — засмеялся моряк.

— Прекрасный метод, мастер капитан, просто чудесный!

Но драться не пришлось. Пиратский корабль, который весьма споро шел на сближение с галерой, вдруг резко остановился, словно напоровшись на подводную скалу, не отмеченную в портолане. А потом, внезапно перевернулся на бок, коснулся мачтами волн… Миг, и только обросшее ракушкой днище мелькнуло. И будто не было никого…

Два других корабля, вместо того, чтобы пойти на выручку флагману — хотя бы людей попробовать подобрать — вдруг да повезло кому уцепиться за обломок, начали разворачиваться еще быстрее, поднимая все паруса без остатка…

На «Лахтаке» такое поведение противника, разумеется, одобрили, но не выказать презрения к трусам и неумехам, не смогли. Над галерой пронесся шквал радостной ругани пополам с божбой.

Капитан, однако, радоваться не спешил. Сунув катласс в ножны, он, крикнув на шканцы, чтобы шли на место гибели врага, потрусил на нос. Керф с Изморозью последовали за ним.

Где-то через час галера подошла к тому месту, где пиратский хольк выполнил оверкиль.

Быстрая волна уже растащила обломки с места кораблекрушения, но крупные остатки держались вместе, этакой стайкой. Будто дерево, когда-то бывшее кораблем, еще не осознало, что общая дорога кончилась.

«Лахтак» прошел в полукабельтове.

— Смотрите, мастера! — Клафф ткнул пальцем в один из обломков.

Мечник со студентом присмотрелись. Изморозь чуть не вывернуло. На куске обшивки, впившись ногтями в доски, лежал человек. Кусок, даже не половина человека. Ног не было, а вместо таза, в воду тянулись изжеванные волокна мяса, меж которыми виднелись остатки одежды.

— Это, блядь, что такое⁈ — побледнел Керф. — Его жевали, что ли? Пока еще живой был⁈

— Про это вам сиятельный рыцарь определенно не говорил. Не предупреждал о некоторых мелочах, — криво усмехнулся моряк, почесал бороду. — Я вас, кстати, поздравляю с крайне сомнительным достижением!

— Это каким еще? — разогнулся Лукас, вытирая запачканный подбородок.

— Вы видели остатки трапезы Кеглючина. Это Север, мастера наемники, это север!

Глава 17 Что есть Север, что Юг…

Ночью на Архипелаг пришла настоящая зима. Застелила острова первым снегом, заморозила последние зеленые листочки, разбросала хрупкий лед по воде. Радовались киты, пуская фонтаны, радовались моржи, фыркая, словно гигантские ежики, радовались детишки, тут же устроившие войну — мороз еще не крепкий, снег мокрый — скатаешь поплотнее, умнешь, да как дашь в глаз снежком — только тапки с ног слетели!

Один Рыжий не радовался. Он этой ночью чуть, нахрен, не замерз. От пронизывающего ветра не помогали ни сено, щедро наваленое унаками, ни куцее одеяло: ноги закутаешь — жопа мерзнет, жопу укутаешь — пятки отваливаются…

К утру наемник обзавелся громогласным кашлем и шикарными зелеными соплями. И, глуша сам себя, первый раз за все время, не услышал шагов.

— Привет! — радостно окликнула его Куська. — Привет!

Рыжий с трудом повернул голову — еще и шею застудил, чтоб ее — и каждое движение одаряло хорошей порцией боли.