Выше времени

— Ишь, озверином накачались, — неодобрительно заметила старушка, которую Оля сначала приняла за Крестную мать. — Глумятся, ироды…

— То-то я думаю — зачем они нас пугают? — прошептала Оля.

— Удовольствие получают. Если бы сейчас кто начал от страха головой о стену биться, им бы совсем захорошело, — заметила старушка. — А мы с тобой народными средствами лечиться будем, молодая. Самогоночкой. Звать-то тебя как? Я — баба Рая.

— А я — Оля, — ответила девушка. — Что за самогонка такая? Тонус повышает? Или как неболин?

Старушка прыснула в худой кулачок.

— Самогонка — лучше. Наркоту продвинутую кто выдумал?

— Ученые, — ответила Оля.

— Ну, это ясно. Я не о том. Кто заказывал?

— Люди, — пожала плечами Оля.

— Люди… — вздохнула баба Рая. — Люди и самогонкой хорошо обходились. Настроение поднимали. Или упивались до скотского состояния. А наркоту для них ученым заказали богатеи, министры, депутаты всякие… Слово такое было… Олигофрены, что ли… Олеандры? Нет, олигархи! Точно, олигархи! Они дали такой заказ, чтобы у меня клиентов отбить!

— Так, значит, вы все же крестная мать? — удивилась Оля.

— Ну, для кого-то и крестная, — вздохнула баба Рая. — Тоже не из последних когда-то была. Райка-медвежатница — так меня называли. Детишек крестить звали, да… Денег много было, жила хорошо… Где сейчас мои крестники? Жив ли хоть один? Всех постреляли, наверное…

— А медвежатница — это как? — не поняла Оля. — Медведей дрессировала?

— Навроде того. Только дерссировала я замки. Квартиру вскрыть, даже сейф — проблем для меня не было. Редкая для женщины специальность. Потому и работала без проблем. Потом поймали — любовник, падла, подставил. Отсидела, за самогон взялась — оно спокойнее. А потом с рынка нас выдавливать начали. Олеандры эти хреновы. Им, видишь, нужен был управляемый народ. Ну, наш народ управляемым никогда не станет. Но легче этим сволочам-олигофренам, я думаю, стало. О революциях никто теперь не помышляет.

Старушка достала из сумки полулитровую стеклянную бутылку, скрутила крышку, задумчиво понюхала прозрачную жидкость.

— Заболтались мы с тобой, голуба. Давай лучше дернем!

— Что дернем?

— Самогонки. Из горла не сможешь?

— Смогу, — пожала плечами Оля и приложилась к бутылке, глотая жидкость.

Горло обожгло, как кислотой. Оля попыталась вздохнуть, но не смогла. Захлебнулась, закричала, начала кашлять так, что народ шарахнулся от них с бабой Раей в стороны. Старушка колотила девушку по спине, приговаривая:

— Что ж ты ее, как чай, пьешь? Этот продукт аккуратного обращения требует…

— Отравила, зараза! — заорал Гапликов. — Помогите!

Предпринимателю, слышавшему разговор охранников о количестве пленников, почудилось, что, поскольку он лишний — двадцать первый — его, может быть, и отпустят. А если девчонка загнется — тогда комплект едва набирается. Если даже того мужика считать, который в углу без сознания валяется.

На шум к решетке, отгораживающей зал от коридора, прибежали Чахлый и его подручный.

— Она ее отравила! — верещал Гапликов. — Она ее отравила!

— Что ты тут делаешь, старая карга? — в бешенстве прокричал Чахлый.

— Подругу угощаю, — смиренно ответила старушка.

— Чем? Ядом крысиным?

— Самогонкой, — осторожно ответила баба Рая.

Крепыш, выглядывавший из-за спины своего босса, зашептал:

— Я как-то пробовал самогонку, Чахлый! Вещь, я тебе скажу! Плющит не по детски.

— Ладно, дай и нам пару таблеток, старая, — покровительственно кивнул бабе Рае Чахлый. — А мы вам сухарей принесем. А лично тебе — сахару. Много.

При слове «сахар» народ оживился. Некоторые сидели в подвале второй день, и лишь один раз за это время охранники швырнули им на пол ведро черствых сухарей и дали несколько пластиковых бутылок с водой. А некоторые и до попадания в подвал ели не очень-то часто и сытно…

— Я сладкое как-то не очень, — заявила старушка. — Мне бы лучше колбаски. А самогонкой угощу. Все равно добру пропадать. Вот, возьмите бутылку, хлопчики. Только как пить, знаете? Не подавитесь?

— Сама ты подавишься, сволочь старая, — нахмурился Чахлый. — Колбаски ей… Лопай, что дают.

— Я плохого тебе не желаю, касатик, — пошла на попятный бабка. — Только самогонка, она горло сильно дерет. Как кайфин, когда его без запивки в порошке глотаешь.

— Дыхание задержать надо, — пояснил крепыш.

— Тащи стаканы, — приказал Чахлый. — Если не так пойдет, мы эту бабку на куски порежем.

— Ты залпом ее, залпом, — поучала баба Рая. — И не дыши. А то обратно пойдет…

— Не нуди, старая.

Крепыш налил в стаканы по сто граммов самогона, и Чахлый, зажмурившись, залпом выпил обжигающую жидкость. Крепыш последовал его примеру.

— Ничего себе, — прокомментировал охранник. Уши его покраснели, на лбу выступили капли пота. — Принесем тебе, бабка, сахару. Потом. И хлеба лишнюю пайку. Давай еще!

Баба Рая покорно протянула бандитам еще одну бутылку.

— Вы ту сначала допейте. Лучший продукт. Двойная очистка, — заявила она.

— Давай, наливай, — кивнул Чахлый своему товарищу.

Выпили еще по сто граммов. Чахлый неожиданно побагровел и захрипел:

— Как же я вас всех ненавижу!

— И я, — сумрачно заметил крепыш.