Выше облаков

И опять какие-то слова исторглись из её уст, смысл которых был мне не понятен. Она сделала какой-то жест руками, будто кого-то подзывала к себе, и глаза её, до сих пор полускрытые темнотой, вдруг вспыхнули и стали точь-в-точь как у моего недавнего проводника. Такие же синие и молодые. Не скажу, что меня это сильно удивило. Я пребывала сейчас в таком чутком состоянии, что вещи, взволновавшие бы меня в привычных обстоятельствах, здесь, в этом непонятном доме, казались не стоящими моего внимания. Я поняла вдруг, что не это главное. Да, именно так. Весь антураж, так поразивший моё воображение в начале моего пути, распался на молекулы и осталась только эта старая женщина, которая зачем-то меня ждала, и я, готовая слушать её, сколько потребуется.

– У тебя белые волосы и белая кожа. Мае хаераефырт3 сказал, ты красивая.

– Кто? – но я уже поняла, о ком она говорила.

– Племянник. Дай мне свою руку. – Она протянула вперёд бугристую ладонь. Помедлив, я вложила свои пальцы в её, оказавшиеся горячими, даже обжигающими, и замерла. Губы её зашевелились, а глаза продолжали смотреть в одну точку. Мимо меня. Уж не слепая ли она? – промелькнула изумлённая мысль.

– Я хорошо вижу, – усмехнулась она. – Сердцем. Этого хватит.

И она прижала мою руку к своей груди.

– Слышишь?

– Слышу.

– У тебя сильные пальцы. Ты сильная женщина. Как я.

Такое сравнение не могло оставить меня равнодушной. Но в данную минуту сильной я себя не чувствовала.

– Ты не обиделась на меня?

– За что я могу на вас обижаться?

– За племянника.

– Вы специально послали его за мной? И даже имя дали ему, мимо которого я не смогла пройти…

– Ты умная, я знала это. Сядь сюда, – она дёрнула подбородком вниз.

Без каких-либо колебаний я пересела. Кушетка оказалась твёрдой, как камень, но сидеть на ней было удобно. Пальцы мои по-прежнему оставались в руке этой старухи. Она сидела прямо, не касаясь спиной стены, и в профиль её лицо выглядело совсем по-другому. Жёстче и пронзительней. Густые брови нависали над глазами, как скалы над обрывом, нос в середине преломлялся и внизу почти соприкасался с верхней губой, подбородок же выдавался вперёд так явно, что сразу можно было сказать, насколько упрямой была эта женщина. Наверное, её мало кто мог назвать хохотушкой в молодости, к своим же годам она и вовсе загрубела.

– Что, не нравлюсь тебе? – она так и не повернула ко мне головы. Да и зачем, если смотрела она совсем не глазами?

– Не знаю, что вам ответить…

Она кивнула, будто других слов от меня и не ждала, и закрыла глаза. Я сидела, не шелохнувшись. Рука моя, в том месте, которое соприкасалось с пальцами старухи, пульсировала. Интересно, что сказал бы Арсеньев, застав меня в таком положении? Не знаю, почему я вдруг вспомнила о нем.

– Он добрый человек, – она будто почувствовала движение моей мысли.

– Откуда вы знаете? – невольно вырвалось у меня.

Но она лишь улыбнулась в ответ. И открыла глаза.

– Расскажи мне о своей матери.

– О матери? – привычная тяжесть сдавила мою грудь. – Зачем?

– Затем, что тебе надо об этом рассказать. Я буду хорошо слушать.

– Я не понимаю…

– Не нужно понимать! – она нетерпеливо дёрнула головой. – Просто расскажи.

– Ладно, – я сглотнула слюну. – Только я её очень плохо помню.

– Как помнишь – так и расскажи.

– Она… ей было шестнадцать лет, когда она меня родила. Она очень любила… мужчин.

– Зачем ты врёшь?

– Я не вру!

– Тебе кто сказал об этом? Кто?

– Тётя Даша, соседка. Она сказала, что у моей матери была распущенная тяга к мужскому полу.

– Так и сказала?

– Да!

– А про сына своего она тебе ничего не сказала?

– Про сына? – удивилась я. – Нет, не говорила.

– Про то, что он обрюхатил свою одноклассницу и соседку, и мамаше пришлось отправить его в другой город к отцу?

– Я вам не верю!

– Девочка оставила ребёнка своей матери и бежала от позора. Этого она тоже тебе не сказала?

– Нет! – я уже кричала.

– Ей было трудно, твоей маме. Без профессии, без поддержки. Она выкручивалась, как могла. А потом она встретила Фёдора.

– Почему же она не вернулась сразу?

– Она вернулась. Она хотела забрать тебя, но твоя бабушка тебя не отдала.

– Как не отдала? Почему?? – во мне всё похолодело.

– Ты была всей её жизнью. Как можно было отказаться от жизни?

И я вспомнила. Однажды, когда мне было лет пять, наверное, или чуть больше, меня из садика забрала тётя Даша. Мы с ней зачем-то долго гуляли по городу, по первому снегу – дело было зимой, а на мне были лёгкие сапожки. Я все просила её отвести меня домой, к бабушке, но тётя Даша говорила, что бабушки сейчас дома нет, а у неё, у тёти Даши, нет ключей от квартиры, и мы должны были ходить и ждать, когда бабуля вернётся. Я продрогла тогда до костей. А поздно вечером, когда всё-таки попала домой, бабушка напугала меня своими слезами. Я плохо помню, что она тогда говорила. Вроде бы, что мы с ней сильные и что нам хорошо вдвоём, и ещё она обещала купить мне фигурные коньки, как у Зинки из второй квартиры. Коньки эти она мне на самом деле купила. И я была так счастлива тогда!

– Откуда вы всё это знаете? Кто вы такая?