Я боялась, что Дилан вот-вот превратится, во всяком случае, нарастающая агрессия свидетельствовала о повышенной концентрации гормонов в теле. Но время шло, а он так и не смог превратиться в зверя, причём по всем срокам это уже должно было произойти, даже бессознательно. Возможно, антиген превратил его в обычного человека, и в таком случае всё должно было остаться, как сейчас.
В июне я увезла Максима в Нижний Волчок, он захотел остаться там на всё лето, чтобы не ходить в садик и не видеть отца. Мама со Светой не были против. Я приезжала каждые выходные, мы ходили купаться, возились в огороде, загорали. По правде говоря, будними вечерами я очень тосковала без сына, но Максиму было гораздо комфортней в спокойной обстановке. За лето, проведённое в деревне на свежем воздухе, он сильно вытянулся, окреп.
Иногда у Дилана всё-таки случались приступы раскаяния; после очередного скандала и побоев он как-то резко замолкал, выходил на балкон и после этого несколько дней держал себя в руках. Но так повторялось снова и снова. Надежда на возрождение его чувств ко мне таяла с каждым днём. Я лишь радовалась, что Максим находится далеко и избавлен от подобного рода стрессов.
Летом у нас с Диланом в первый раз был секс. Именно секс, а не занятие любовью, если проводить грань между ними. Это произошло после его очередной вспышки гнева, но не принесло особого сближения и удовлетворения. Если говорить совсем уж честно, это был кошмар. Я всё больше убеждалась, что Дилан стал совершенно другим человеком. Да, он признавался, что порой не может сдерживать свой гнев, но от слов ничего не менялось, и он снова и снова поднимал на меня руку.
Однажды он залез в мой компьютер и прочитал переписку с Сашей. Кроме пошлых шуточек, рассуждений о жизни и планов на его визит, там ничего не было, но и этого оказалось достаточно для очередного гневного срыва. Я опять выслушала в свой адрес поток оскорблений, и то, что Саша — просто мой друг и что, кроме меня, у него есть другая веская причина для приезда, Дилана не волновало. Я была в его глазах потаскухой, дешёвкой.
Я давно перестала носить обручальное кольцо (оно было давно починено, но так и лежало в шкатулке): сначала чтобы не распускать слухи о подробностях своей жизни, а теперь из-за того, что наши отношения развалились.
Я с сожалением понимала, что потеряла Дилана ещё тогда, когда он превратился в зверя. И даже то, что он очнулся, не вернуло мне мужа. Я терпела его оскорбления и побои, а потом выслушивала, что он был не в себе, что погорячился, не осознавал, что делает… И так по кругу. Нет, Дилан даже не извинялся, просто ругался, что потерял над собой контроль. Раскаяния с его стороны не было.
Лето кончилось, Максим вернулся в город, в атмосферу постоянного раздражения, и с первого дня запросился обратно в деревню.
Чтобы хоть как-то оградить сына от скандалов, я иногда отводила его на ночь к родителям Дилана, мне было неудобно просить их о чём-то, но они были добры к внуку.
Дни, когда Дилан уезжал в командировку или задерживался до ночи на работе, были для нас с Максимом счастливыми. Мало-помалу мы стали привыкать к такой жизни, в конце концов, я могла стерпеть любые скандалы и побои, лишь бы они не касались моего сына.
Но в один из дней Дилан перешёл границу: мы сидели втроём и обедали, Максимка, как обычно, что-то изобретал, лепил из хлеба комочки и бросал их в суп; вдруг Дилан отвесил ему подзатыльник.
— Ешь нормально!
Максим покраснел от обиды и ссутулился.
Я поспешила поставить Дилана на своё место:
— Я сморю, ты полностью восстановился после болезни. Энергию некуда девать? Тебе он, что, помешал?
— Ты сына воспитываешь или девку? — злобно гаркнул он.
— Дилан, он — ребёнок, а у ребёнка должно быть детство! Никогда больше не смей поднимать на него руку!
— Да ты сама ведёшь себя и выглядишь, как малолетняя потаскуха! Это тебе нельзя доверять воспитание детей!
— Ты на самом деле хотел это сказать, или просто повторяешь слова своих родителей?
Он встал из-за стола, громко брякнул кружкой, жестом показал мне, чтобы я вышла с ним. Стоило ждать очередного приступа гнева, я шепнула Максиму, чтобы сидел на кухне и не ходил пока в комнату. Дверь за собой я притворила.
Дилан снова кричал, оскорблял, сыпал какими-то нелепыми предупреждениями, он делал это так, как будто все эти годы не был болен, как будто был точной, но бледной копией своего отца.
Я уже не могла сказать, что он равнодушен — он был зол на меня, его чувства были похожи на ненависть, он мстил мне за то, чего сам не мог вспомнить. Или, может быть, отрывки памяти начали проясняться в его голове? Тогда он вспомнил бы не только плохое… Но своими действиями он доказывал обратное.
— Почему ты так относишься ко мне? Чем я это заслужила?
— А ты посмотри на себя! Ты торговала своим телом, за моей спиной спуталась с каким-то якобы другом! — язвительно упрекнул меня он. — Ты за идиота меня держишь? Думаешь, я буду это терпеть?