Выйти в небо

Там, у ангаров, куда подкатила «аннушка», парни-пилоты и техники по очереди рассматривали в бинокль его, пристроившегося со своим вещмешком на бугорке в десятке метров от края летного поля. А Федор Сергеевич и без бинокля видел их всех отчетливо — такую вот шутку сыграла с ним натура. Вся плоть в развале, а зрение — как в восемнадцать и даже будто бы и того зорче.

…Зоркость его ценили. Потому из всего полка двоих и выбрали. Ведомого дали… нет… фамилии не вспомнить… а кличка Крюк… почему?.. не вспомнить… Но это уже после Рязани, где пересели на «МиГи»… Проверить надо было, что у немцев под брезентом в машинах. МиГ-3 на малых высотах тяжел… мотор высокий… Выше пяти тысяч — там он да! Но «юнкерсы» на таких высотах с «МиГами» не дрались.

Вот тогда и был страх! Летел и заглядывал в кузова. А Крюк прикрывал. Если брезент закрыт, очередь туда из «шказа», что двенадцать и семь калибр… Немцы соображали — разведка, сами брезент раскрывали, ногами пустые снарядные ящики пинали… Сколько эта разведка длилась? Полчаса? А страху на всю жизнь. Потом-то каких только ситуаций не бывало: и сбивали дважды, и в воздухе расстреливали, и на брюхо садился в огне…

А еще эта история с «харрикейном»! Это ж особая история. Он о ней вообще забыл. Очень давно внуку рассказывал. Когда внук еще внуком был…

Оттуда, со стороны ангаров, в его сторону мотоцикл. Понятно. Выяснить ребята захотели, что за хмырь пристроился под полосой. Когда поближе, рассмотрел — старенький «Иж-Планета», внуку покупал такой же. Лет двадцать назад. В то время внук еще человеком был, охотоведческий заканчивал, всерьез природу защищать собирался. И собрался вроде бы, да быстро разобрался.

Парень на мотоцикле объехал крэгом, заглушился, привалил мотоцикл к засохшему облепиховому кусту, подошел, сел рядом на траву:

— Привет, отец! Ты чего это тут?

Симпатичный парень, лицо открытое, без похабства, как у многих его нынешних сверстников независимо от рода занятий. В сорок первом был бы уже лейтенантом, если летчик, а не технарь. Рассказать бы ему историю с «харрикейном», пока она вдруг взяла да вспомнилась. Знал ведь, в любую минуту все, что вспомнилось, может снова провалиться в темноту памяти и назад уже никак… Такая у него предсмертная болезнь. Даже то, зачем приехал сюда за триста километров от дома, — и это вмиг может исчезнуть из сознания, и тогда нахлынет престрашное состояние сиротства, от которого головой хоть о стену, хоть об камень — что под рукой…

— Летаешь? — спросил вместо ответа.

— Летаем, — ответил парень.

— Нравится?

Парень пожал плечами:

— Работа. Платили б нормально, больше бы нравилась.

— Семья?

— Да какая семья! — злобно сплюнул парень. — Если б не левак, сам бы опух от картошки с черемшой. Закуришь, отец?

— После двух инфарктов? Откурил я свое… А у вас, получается, нынче фартовый день. Левака хочу предложить, с утра здесь ждал, когда отлетаетесь.

— Чего? Козы, поди?

— Козы? — удивился Федор Сергеевич.

— Ну да, теперь все козами обзаводятся. Дешево и строго.

— Нет. Другое. Тебя как зовут?

— Мишка… Михаил… в общем, как нравится…

— Мне нравится Миша. Летчик я, Миша. Довоенный, военный, послевоенный. Герой Советского Союза. Все документы при мне. На пенсии тридцать лет. А лет мне уже за восьмой десяток перевалило…

— Так ты че, дед, на нашей этажерке порулить хочешь напоследок? Не советую. Да и старший ни за какой левак на это дело не пойдет.

— Да ты что, милый! — тронул его за руку Федор Сергеевич. — Я хоть и давно на пенсии, но все равно военный. Это в нас на всю жизнь. Нет. Какой полет с моими руками! Смотри, трясутся…

Федор Сергеевич вытянул вперед руки со скрюченными пальцами… Но руки не тряслись, и даже будто бы пальцы повыпрямлялись. Удивился. Головой покачал.

— Ты смотри, а? Как о полете заговорили, так и руки будто ожили… Только знаю, ненадолго. Нет, Миша. Отдаю вам свою заслуженную пенсию, чтоб только покатали меня… Ну, может, с часок-другой. Пенсия у меня по вашим заработкам большая. Пять тысяч. Всю и отдам.

— Пять штук? — удивился парень. — По старым деньгам, что ли?

— Почему ж по старым? По новым.

— Да ты че, дед! Разве такие пенсии нынче бывают?

— Так я ж ветеран, да еще Герой этого самого, бывшего… Больше двадцати немцев лично сбил. Второго Героя мог получить, да проштрафился слегка. Но все равно — настоящий я, как говорится, заслуженный…

— Пять штук! — продолжал удивляться парень. — Жить можно.

— Не жить, Миша, — поправил его Федор Сергеевич, — не жить, а только доживать. Живущим, ты прав, столько не платят. Но зато живущие воруют. И не по пять, сам знаешь.

— Это все знают, — зло согласился парень, — только воровать тоже надо уметь. Меня возьми: и рад бы украсть, да никак не вижу, где чего. Особый глаз нужен. А я от роду тупой да ленивый. В прошлом годе вон предложили нам парашютную вышку в аренду сдать. Мы со старшим хлебалы разинули: как да покак? Пока квакали, начальник себе кирпичную хату отгрохал. А мы мимо. А тебе, значит, пять штук в месяц. Нормально. Я без зависти. Заслужил. Ну, отдашь ты ее нам, а жить на что будешь?