Выбраковка

— Стёкла хреновые делает наша промышленность, — ответил Гусев, стряхивая пепел за окно. — И министров о…уевших развелось как собак нерезаных. Что это за извращение такое — на заднем сиденье трахаться, когда машина по всей дороге скачет, будто укушенная?

— Опаздывал, наверное.

— К жене и детишкам…

— Обедать в тесном семейном кругу!

— Вот!

— Пэ, ты жене изменял когда-нибудь?

Гусев удивлённо зажмурился.

— Корней, — сказал он проникновенно, — что с тобой? Ты же меня третьего дня чуть на дуэль не вызвал!

— А если я извинюсь?

— Давай. Мочи.

— Извини, пожалуйста, я был не прав. Видишь ли, Пэ, ты ведь не ходил дежурным по отделению, верно? А у дежурного, между прочим, когда он на пульт садится, психология ломается коренным образом. И раздражительность к концу смены резко подскакивает. Я просто немного перенервничал.

— Ну…

— В общем, забыли этот инцидент, а?

— Ну, забыли… — Гусев невоспитанно выбросил на дорогу окурок.

— Чего мусоришь? — тут же среагировал Корнеев.

— Люблю!

— А ещё выбраковщик…

— Вот в этом ты весь, Корней. Ты чересчур правильный. Везёшь коллегу на экзекуцию и следишь, чтобы он бычки за окно не кидал. А если меня прямо в головном офисе возьмут и расстреляют? Не станет ли вам, Корнеев, мучительно больно из-за того, что даже в последний час своего товарища по оружию вы не удержались от замечаний в его адрес?

— Красиво, — ухмыльнулся Корнеев. — Тебе бы книжки писать. О светлом пути и безоблачно счастливом будущем.

— Давно не читал ничего современного. Неужели такая муть?

— Ну отчего же… Хотя иногда ловлю себя на том, что с удовольствием взял бы какой-нибудь детективчик типа Марининой. Да только где ж его возьмёшь теперь?!

— Вот уж лажа эта Маринина была! — не удержался Гусев. — Одна нормальная книга, я помню — «Стилист», и то она там периодически срывается с высокого штиля на язык милицейского протокола.

— Лажа не лажа, а в Италию свалить денег хватило.

Гусева такая логика слегка ошарашила, но тему он решил не развивать. Откинул кресло поудобнее и снова закурил. Корнеев выдвинул ему девственно-чистую пепельницу.

— А почему ты насчёт моей жены беспокоился? — вспомнил Гусев.

— Да я вообще. Интересуюсь. Что-то у меня сломалось в жизни, понимаешь? Не то чтобы я свою разлюбил, нет. Но скучно всё, пресно. А когда перепихнёшься по-быстрому на стороне, так и домой — как на крыльях… Вот и думаю — один я такой или это нормально.

— Говорят — нормально.

— Ты давно в разводе?

— Лет шесть или семь, — равнодушно сказал Гусев и сам удивился, как легко у него получается говорить о том, что когда-то рвало душу. — Нет, я своей, конечно, не изменял. Просто в голову не приходило. Мы по большой любви женились.

— Так что же развелись?

— Она слишком остро хотела ребёнка. А я чересчур активно сопротивлялся.

— Почему?

— Да потому что трус я, — бросил Гусев. — Просто банальный трус.

Глава двадцать четвёртая

Маленькое княжество Валахия лежало между Семиградьем и мусульманским колоссом, играя роль своеобразного буфера. Прежде чем напасть на трансильванские города, туркам требовалось покорить Валахию; и в интересах семиградцев было создать такое положение дел, чтобы султан дважды подумал, прежде чем начинать новую войну с Валахией.

Нынешнего директора Агентства Гусев лично не знал — этот человек занял должность полгода назад и был, по слухам, редкий мерзавец и прожжённый интриган. Впрочем, так говорили в Центральном, где мерзавцами и интриганами считали всех, кто пробился на командные должности, не покидая офиса. Этот директор, как и два предыдущих, тоже ни разу не выходил на маршрут.

Вблизи отпетый подлец и негодяй производил довольно приятное впечатление. Гусев безотчётно доверял таким мужчинам — крупным, сильным, высоким, с неповторимой медвежьей грацией увальня, который старается поменьше махать руками, дабы не ронять ненароком шкафы. Гусевское самомнение намного превосходило его личные габариты, и он всю сознательную жизнь страдал от нехватки пяти сантиметров роста и десяти килограммов веса. Увереннее всего он чувствовал себя, когда шёл по улице между Даниловым и Мышкиным. Даже с покойными Костиком и Женькой было не так, он всё-таки за ведомых отвечал. А вот в этой компании у него наконец-то исчезал рефлекс на постоянное ожидание разбойного нападения из-за угла.

— Здравствуйте, Павел Александрович, — сказал директор. — Наслышаны о ваших подвигах.

Гусев улыбнулся, скромно и с достоинством. Мол, какие-никакие, а действительно подвиги.