Выбор Зигмунда

– И все же ты прав, – все более устало продолжал Лев. – Знать, что дьявол существует, не значит заставить его исчезнуть или помешать ему творить злые дела.

– Кстати, о дьяволе… – прервал его Рамполла. – Я спрашиваю себя…

– Молчи, ты еще не папа! – упрекнул его Лев и едва не подскочил на месте от подавленного гнева.

Фрейд увидел, как папа сжал кулаки и побледнел. В другом случае он, как врач, вмешался бы, но в этом случае не мог – по крайней мере, сейчас. Папа посмотрел на доктора, и тому показалось, что главная причина страданий Льва – не вопрос Орельи и не вмешательство Рамполлы, а что-то, о чем он хотел бы, но сейчас не мог сказать Фрейду. Доктору показалось, что он видит на хрупкой груди белого змея тяжелый обломок скалы – Сверх-Я. У папы оно и должно быть огромным, как гора.

– Да, Орелья, так оно и есть: если бы я прожил еще сто лет, при нынешнем положении дел это бы не принесло никакой пользы. Эти стены, – Лев развел руки в стороны, – за долгие века повидали всякое. Они видели убийства, изнасилования, оргии, бесстыдную до непристойности торговлю священным и мирским. Даже я в этой самой комнате несколько лет назад совершил большой грех. Я попросил близкого ко мне человека заплатить некоему Николаю Нотовичу, чтобы тот не публиковал книгу «Неизвестная жизнь Иисуса Христа». Я пытался его развратить, правда, сделал это, чтобы спасти мир от еще большего развращения – от попытки рассказать миру, что делал Иисус с двенадцати до тридцати лет. Об этом никто ничего не знает, даже мы, или, может быть, мы не хотим знать. Если я встречусь с Сыном Божьим, а я надеюсь всем сердцем, что это случится очень скоро, то спрошу его об этом.

Де Молина открыл глаза, которые до этого момента держал полузакрытыми, словно для того, чтобы не слушать; Орелья сидел, склонив голову; Рамполла сложил руки, как для молитвы и набрал воздуха, готовясь заговорить. Но Лев оказался проворнее.

– Знать правду не обязательно означает измениться, Рамполла, иначе мы все были бы святыми, даже доктор Фрейд. А теперь, – Лев налил себе последний глоток вина «Мариани», – кто хочет, может курить даже здесь: я ухожу дать отдых своим костям. И да будет с нами Бог.

После того как папа закрыл за собой дверь, Орелья быстро ушел, ни с кем не попрощавшись; за ним последовал де Молина. Даже Рамполла не остался курить с Фрейдом. В итоге доктор остался наедине с наконец зажженной сигарой «Рейна Кубана».

Великий вожак в белом удивил всех, и в первую очередь его. Для него удивление было приятным, для остальных – наоборот. Теперь причина его присутствия здесь стала известна, и три кардинала, которые раньше пребывали в недоумении, но подчинялись воле папы, станут относиться к доктору-исследователю враждебно.

Он сделал глубокую затяжку, но дым едва не встал ему поперек горла. Аромат ванили исчез, его сменил кислый запах, почти как у сусла. Возможно, причиной была отрыжка.

Но может случиться и так, что все трое, поставленные перед фактом, станут более искренними, чтобы снять с себя все подозрения. Или они объединятся против него – например, если все трое были каким-то образом связаны с теми смертями, или просто из-за корпоративного единства. Итак, ситуация такая же запутанная, как раньше, но у него есть преимущество: он может играть открыто. Хотя он ненавидит игру, в этой партии он крупье.

Глава 21

В это утро Мария оказалась в центре необычной суеты. Люди в городской одежде и в черных рясах поднимались и спускались по лестницам, встречались друг с другом, иногда здоровались, а потом продолжали путь в противоположные стороны. В одном из коридоров второго этажа Мария прислонилась к стене, чтобы избежать толчка и чтобы стопка выстиранного и поглаженного белья не упала у нее из рук на пол. Глаза нужно было держать опущенными, поэтому она сосредоточила внимание на обуви тех, кто шел впереди. В большинстве случаев это были черные блестящие ботинки. Тревожный ритм их шагов был украшен внезапными паузами и быстрыми беседами без слов между узкими сапогами, полусапожками, церемониальными башмаками вроде тапочек и остроносыми домашними туфлями без задников, и Марии казалось, что коридор заполнили гигантские муравьи.

Еще больше их было за колонной, на которой стоял бюст римского императора, какого-то Марка Аврелия. Мария не помнила, кто он такой, но, судя по непослушным завиткам волос и бороде, он был учтивым и приятным человеком. Если хорошо присмотреться, он был похож на доктора Фрейда. Мария почувствовала себя в безопасности под его защитой. И еще почувствовала себя глупой, что с ней случалось в последнее время даже слишком часто. Лишь когда ей показалось, что полчище муравьев замедлило свой бешеный бег, она продолжила путь к гардеробу.

Крочифиса, увидев мать, вложила сигарету в руку служителю в черной куртке, с которым курила. Мария притворилась, будто не видит, что между пальцами у этого юноши две сигареты, и ждала, пока дочь подойдет к ней. Было видно, что та хочет сообщить ей какую-то тайну.

– Ты уже знаешь новость?