– Мои бедные сыновья, вы чувствуете себя несправедливо обвиненными, но никто вас не обвиняет. Псы, охраняющие стадо, – прекрасный образ, кардинал. Однако напоминаю вашему преосвященству, что еще более изумительный страж, самый сияющий из ангелов, Люцифер, стал самым заклятым врагом Бога и человечества. Вы спросили меня, как я мог усомниться в своих кардиналах, своих самых ценных сотрудниках. Я никогда не сомневался в вас, как не сомневаюсь в невинности детей. Но эти дети, чистые души, отрывают хвосты ящерицам, поджигают спичками муравейники и стреляют из рогаток по лягушкам. Они невинны, но как они жестоки с низшими существами! Разве я не прав, доктор Фрейд?
– Совершенно правы, – сразу же ответил доктор, вынимая сигару изо рта. – Такое поведение очень распространено у детей, его отмечают в своих работах европейские и американские исследователи. Есть предположение, что его причина – чувство власти, возможно врожденное, именно над теми, кто слабее.
– Именно это я хотел сказать и без науки.
– Значит, ваше святейшество, вы хотите сказать, что мы похожи на детей? – вмешался в разговор кабан Рамполла.
– Ну да. – Змей улыбнулся и облизнул свои сухие губы. Фрейду его язык показался раздвоенным. – А я, простите меня, больше всех ребенок, потому что использовал свою власть таким образом. Однако – ох, сколько раз я уже произнес это слово! – я прошу вас всех быть свидетелями моей воли и приказываю, чтобы до избрания нового папы никто не препятствовал доктору Фрейду проводить его исследование. И предписываю вам добровольно отвечать на его вопросы и проходить обследование с помощью его аппаратов. Если вы согласны, доктор Фрейд, дадим им один день на размышление, а послезавтра вы сможете продолжить свои сеансы. Поверьте мне все, я ожидаю лишь хороших новостей.
Сигара мгновенно была обезглавлена. Фрейд жевал ее головку, пока та не превратилась в кашицу. Эту жвачку он не мог выплюнуть, потому что рядом не было плевательниц, и поэтому проглотил.
Лев хотел раскрыть свои планы при кардиналах и при нем, не предупредив его заранее. «Ах, хитрый бес на папском престоле! Мое искреннее изумление дало понять этим трем субъектам (в этот момент Фрейд не знал, как назвать их иначе), что папа не сговаривался со мной и, значит, в каком-то смысле он по-прежнему на их стороне.
«Странная организация эта Римско-католическая церковь, и в первую очередь не потому, что воля монарха действует, когда его уже нет в живых, а потому, что исполнителями завещания фактически становятся как раз те, кто от него страдает. Я на их месте никогда бы не подчинился».
Но, несмотря на эти его мысли, в любом случае он еще немного поживет здесь и продолжит получать две тысячи лир в неделю. Марта была бы довольна, хотя их разлука и становится дольше. О черт! Он уже столько дней не звонил Марте! К тому же у него будет время без спешки поужинать у Марии. Он понаблюдает за ее дочерью и, возможно, поможет ей. И бесполезно убеждать себя, что присутствие на ужине Крочифисы его не беспокоит. Если быть честным, эта девочка ему совершенно безразлична.
В это время волк Орелья посмотрел на кабана Рамполлу, тот покачал своей большой головой, а серна де Молина продолжал держаться руками за голову. Кажется, змей теперь был вполне способен присматривать за другими зверями: они опустили головы под невидимым ярмом. Но внезапно волк встряхнулся, словно почувствовал запах дикого чеснока, и поднял голову.
– Прежде всего простите меня, ваше святейшество. Но, если наш дорогой доктор Фрейд выяснит, что один из нас виновен в бездействии или небрежности, и сообщит об этом вам даже с подобающей осторожностью, как это могло бы отразиться на шансах виновного унаследовать тот престол, на котором мы хотели бы видеть вас еще сто лет?
Фрейд заметил, что декан, хотя и обращался к папе, перевел взгляд на де Молину, и тот сначала удивился, а потом опустил глаза. Несколько секунд эти двое беседовали без слов, и ни папа, ни Рамполла этого не заметили. К тому же доктору показалось, что в конце этого обмена взглядами Орелья указал ему на де Молину, словно советуя следить за ответом или выражением лица молодого кардинала.
Перед тем как ответить декану, папа несколько раз кивнул. Было похоже, что ему трудно говорить, словно он внезапно устал.
– Дорогой сын, ты и вправду хочешь мне зла, раз желаешь еще так долго пробыть в этой долине горестей; я и так прожил дольше, чем Мельхиседек.
Эта шутка была произнесена не подходящим для нее тоном – серьезно и немного печально. Фрейду он показался похожим на тон, которым начинали говорить его пациенты, когда переставали защищаться и позволяли себе перейти к признанию, болезненному и освобождающему. Но это был папа, и до этого момента белый змей мощно противостоял трем зверям. Сейчас он выглядел раненым, словно получил неожиданный удар.