Выбор Зигмунда

И Рамполла отошел от камерлинга размеренным шагом, опустив голову и загородив лицо ладонью, якобы скрывая вполне оправданные горе и раскаяние из-за болезни папы, на самом же деле, чтобы спрятать улыбку. Увидев, что собеседник уходит, Орелья вздохнул: в сущности, уважаемый госсекретарь был прав. Но о таких вещах не говорят, даже если их делают. Вот в чем истинное различие между ними, а корни этого различия – в их происхождении. Они оба знатные, но Рамполла сицилиец – властный и высокомерный сангвиник. А сам он уроженец Пьемонта – осторожный, склонный размышлять, осмотрительный. И не случайно на троне Италии сидит король из Савойского семейства, а не Бурбон.

Глава 22

Колокол церкви Святого Роха (по-итальянски Рокко) объявлял о начале вечерней службы. Зигмунд Фрейд слушал этот звон на мосту Кавур, опираясь спиной о перила. Медленные глухие удары колокола вызывали у Зигмунда мысли о католической религии. Не случайно ее символ – человек, распятый на кресте. И в помпезном фасаде этой церкви (неоклассицизм, мраморные украшения) было презрение и чувство превосходства, как у человека, который верит, что обладает истиной, а все другие не достойны быть посвященными в нее. После знакомства с папой Львом, веселым, подвижным и полным желания жить (которое до сих пор не отняла старость и погасит только смерть), эта церковь казалась Фрейду неуместной. Она была формой без содержания, богатой, но лишенной благородства.

Как назло, ветер бросил ему обратно в лицо клуб дыма, и у доктора возникло ребяческое желание посмотреть, как этот дым горит. Этому папе быть бы протестантом! Фрейд представил себе, как бы Лев руководил пением гимнов и радостных псалмов во славу Бога, который суров, но хотя бы наслаждается своей властью. Не как Его сын, который выглядит так, словно опечален своим могуществом, и которому поклоняются верующие с унылыми лицами. Если слава Бога не делает людей счастливыми, зачем она? Не зря лютеранские священники носят на груди крест, но без распятого человека на нем. Это хорошо.

Доктор уточнил время – было шесть часов две минуты. Он перевел взгляд на запад, в сторону устья, где Тибр поворачивал направо и платаны своей торжествующей зеленью загораживали вид на несколько строящихся дворцов. Природа не скрывает свою силу, в отличие от людей, которые иногда лишены силы, а иногда делают вид, что имеют ее, и этим порождают как раз те конфликты, для решения которых зовут его. Католицизм в этом отношении – замечательная религия: с одной стороны, она внушает нелепый страх перед адом, с другой – обещает спасти в обмен на повиновение. Если сравнить религию с психоанализом, это – как если бы он сам развивал у людей неврозы, а потом приходил к этим людям как целитель. Полный цикл, и при этом очень прибыльный.

Колокольный звон наконец закончился. Фрейд вынул свои часы – было шесть часов шесть минут. Гвардеец должен вот-вот прийти. А должно быть, уже пришел, чтобы соответствовать легенде о пунктуальности швейцарцев. Ученый снял с себя белую панаму и стал обмахиваться ею, как веером: без ветра воздух был влажным, и пот просачивался сквозь рубашку. Может быть, после этой встречи будет нужно вернуться домой и переодеться перед ужином у Марии. Но идти обратно пешком в такую жару? Даже от мысли об этом ему стало не по себе. Он принюхался к себе (так, чтобы прохожие этого не увидели) и с удовольствием обнаружил, что от него пахнет только сигарным дымом. Это был похожий на запах моря аромат голландской сигары «Лилипутано», которым пропитался его костюм. Прекрасные сигары, но, пожалуй, слишком маленькие: очень быстро кончаются.

В шесть одиннадцать он повернулся спиной к устью Тибра и положил локти на парапет. Услышал стук своих пальцев по перилам; эти автоматические движения означали, что он начинает нервничать. Еще через четыре минуты ему пришло на ум, что гвардеец мог и передумать. Кто-то дотронулся до его пиджака. Фрейд, улыбаясь, повернулся в эту сторону, но улыбка сразу исчезла с лица: перед ним был не гвардеец, а нищий. Доктор вынул из жилетного кармана монету, увидел, что это целых двадцать пять чентезимо, но было уже поздно. Увидев, что монета серебряная, нищий поклонился почти до земли и попытался поцеловать ему руку.

Еще через пять минут волнение Фрейда почти достигло наивысшей степени и вызывало обильный пот, выделение которого нисколько не замедляли взмахи белой панамы в руке доктора. Они давали так мало прохлады, что он больше согревался от движения руки, чем охлаждал себя движением воздуха. Поэтому Фрейд снова надел панаму на голову (вытерев перед этим пот со лба) и едва не выругался, когда капля пота упала на толстую сигару «Дон Педро», сменившую «Лилипутано».