Выбор странствий

Семь первоклассных шатровых башен, четкие прясла стен, надвратиая Петропавловская и основательно переделанная трапезная Богоявленская церковь, украшенные радужными ожерельями нарядных кокошников, - великолепный ансамбль вознесся у Сестринского озера.

Этот уникальный по художественной завершенности памятник отечественного зодчества поныне сохраняет своеобразие. Он выглядит почти таким же, каким был без малого три столетия назад, - не хватает лишь многоярусной колокольни (в 1941 году, когда немцы яростно рвались к столице на Волоколамском направлении, она погибла; эту восьмигранную, с золоченой главой колокольню сравнивали с гигантской, словно зажженной, свечой; сейчас уцелело лишь основание столпа, построенного еще при Иосифе Волоцком, в 1490 году).

Виден монастырский ансамбль буквально как на ладони. Любая точка обзора открывает отменный вид. Поставленные на равнине, монастырские церкви и башни словно стремятся взлететь, они нацелены ввысь, в них не чувствуешь тяжести. Это удивительный пример праздничной архитектурной ритмики.

Оборонительное значение монастырской крепости было уже невелико; во всяком случае, много меньше, чем прежде. Игнатьев понимал это и смело придал обители праздничные черты, несовместимые с суровостью военного времени. Башни украсились изразцами, зеленая глазурь которых весело смотрела на привольный волоколамский мир. Эти изразцы были вкраплены в белые тела башен - отсюда их сочность и привлекательность. Наконец, в 1688 году по приказу патриарха Иоакима усердно принялись за постройку главного храма.

Бесконечно печально знать, что не уцелел собор, украшенный Дионисием, - его по причине ветхости разобрали. Новый, возведенный на том же месте (следовательно, третий), уступает, видимо, старым церквам. В архитектуре нового храма чувствуется вкус переходного времени, чувствуется начало барокко. Но чем действительно хорош Успенский собор, так это изразцами, которыми обильно обработаны его стены и барабаны.

То была верхняя точка отечественного изразцового ремесла. Не зря мы вспоминали о Новом Иерусалиме - там, переведенный из Иверского валдайского монастыря, находился центр изразцового производства, которое любил и опекал гордый патриарх Никон. Оттуда попал в Иосифо-Волоколамскую обитель мастер Степан Полу-бес, уже украсивший поясом-фризом храм Григория Неокесарийского в Москве.

Мастер был известен на Русн. Об этом говорит один из старинных документов: «В нынешнем во 190 [1] году Апреля в 10 день, по указу Великого Государя велено дать из Приказу Большого Дворца ценинных дел мастеру Стенке Полубесу с товарищи за взятые образцы, которые взяты у них к печному делу в хоромы Государынь Царевен Больших в четыре комнаты да в хоромы ж Государынь Царевен Меньших в три комнаты да в две мыльни да в каменные палаты, что против Государевых хором: большой руки за триста за двадцать, средней руки за две тысячи за сто за сорок за восемь образцов, - за зеленые, за семь сот за пятьдесят образцов, которые взяты у них в прошлом во 189 году девяносто два рубли» [1 1682 год, по старому летосчислению - 7190].

Полубес работал с ценинными изразцами - они, покрытые многоцветной эмалью, постепенно вытесняли прежние, глазурованные. Белые, сине-зеленые, желтые и синие тона их давали мастеру преимущества живописца: Полубес воспользовался ими. Он исполнил фриз «Павлинье око», многоцветным орнаментом перевязавший стены собора. Трава-мурава, ветви, пышные листья - весь этот условный сине-зеленый фон, оснеженный белыми пятнами, словно источал из себя жар центрального желтого «фонаря», «факела», сказочным оком озирающегося из дремучей чащи. Это желтое пятно действительно отдаленно напоминает распушившийся павлиний хвост. Полубес, наделенный природным чувством пропорций, блеснул пониманием декоративных задач, создал свой особенный яркий рисунок.

Накануне новой страницы русской государственности и культуры - эпохи Петра I - на волоколамской равнине успел сложиться в гармоническое целое незаурядный архитектурный ансамбль - второй Китеж…

ОПРИЧНАЯ СЛОБОДА

…В воскресенье, 3 декабря 1564 года, рано утром, Кремль походил на потревоженный улей. На площади, усеянной - несмотря на ранний час - народом, чернела вереница саней, в них спешно грузили драгоценности, платье, не только походные, но и домашние большие иконы. В морозном воздухе звонко разносились крики челяди, топот спешных шагов, фырканье продрогших лошадей. Однако ни у кого нельзя было допытаться, почему возник переполох и зачем грузят в сани царскую казну. В это время сам государь был на службе в Успенском соборе, после чего вместе с семьей сел в поезд и, сопровождаемый отрядом конной охраны, выехал в подмосковное село Коломенское. На обычную охотничью вылазку это не походило. Никто не знал, для чего Иван IV оставил таинственно Москву: царь ничего не говорил даже митрополиту.