Выбор натуры

Сараев простоял на безлюдной остановке с четверть часа. Вокруг было тихо, только звенели собачьи цепи за воротами, хлопали там и сям отставшие листы жестяных кровель и тревожно шелестели застрявшие в высоких кустах сирени куски полиэтилена. «Что ж оно низкое-то такое? Юг же всё-таки…» – с тоской подумал Сараев, окинув взглядом темное бескрайнее небо, и пошел пешком. Кстати: об узнаваемости. Пора бы перестать прикрываться записками Бориса, из которых он якобы подхватил эту заразу. Все-таки ощущал он нечто другое, и касалось оно не мест, а скорее событий. Что ж, самое время отбросить стыдливость и открыто обратиться к той, проведенной на кухонном полу ночи во время последнего запоя. После балагана, в котором он только что поучаствовал, и с таким сувениром, как волшебный каштан в кармане, это будет даже проще, чем на ровном месте. Не так неловко, что ли. Хоть какая-то польза от этой поездки. Пора бы вспомнить ту удивительную, аж гудящую безумием ночь – всю, без купюр и с той же дотошностью, с какой он привык отчитываться об увиденных снах. Тем более что состояние, в каком он находился, когда, свернувшись калачиком на полу, ловил ладонью теплые толчки пятна, назвать явью язык не повернется. Тем лучше. Помнится, сразу после долгой предварительной исповеди он задал главный вопрос: всё ли он пока правильно делает? Ему ответили утвердительно. Ну а после вопросы из него так и попёрли один за другим. Взахлёб и внахлест. Спрашивал обо всем, что только приходило в голову, что когда-то и где-то мелькало, даже не застревая в сознании; задавал вопросы какие-то уж совсем дикие, из тех областей, в которых ничего не смыслил и чем в обычное время интересовался лишь постольку поскольку (вот они – справочники с энциклопедиями). Ни одного из ответов его память не удержала (тем более что воспоминаний о том лежании на пятне он всячески потом избегал), но запомнилось, что все они до единого вполне его удовлетворили. И это была лишь верхушка. Дело в том, что ему тогда, в какой-то момент открыли вообще всё. Однако и ничего из открытого он опять-таки не запомнил, а потому ничего из того, что потом с ним происходило, не мог рассказать наперед – только узнавал постфактум. Во всяком случае, чем ярче и неожиданней было событие, тем быстрее испарялось ощущение новизны и тем явственней примешивался к нему привкус узнаваемости, доходящей до «дежавю». Да даже одной мысли: «а не было ли это предсказано той ночью, а я просто не помню» оказывалось достаточно. Ну а литературная зарисовка Бориса, на которую он до сих пор сваливал это приобретение, на самом деле всего лишь «обогатила» его только вот этим неприятным оттенком унылой дурноты. Всё остальное пришло именно той ночью.

Спустившись с Краснослободской, он перешел Балковскую и собирался подниматься по Ольгиевскому спуску, когда пришло сообщение от Насти Убийволк: «Была у вас. К сожалению, не застала». Сараев ей тут же позвонил и, еще не дослушав, стал уговаривать встретиться сейчас же, он подъедет в любое удобное для нее место. «Нет, я уже еду домой, – помолчав, отказалась Настя. – Давайте лучше завтра. Мне надо сказать вам кое-что важное. Вы завтра дома будете?»

Спрятав телефон в карман, Сараев вдруг почувствовал, как сильно истосковалось его сердце хоть по какой-то радости и как оно, так долго пустовавшее, вот прямо сейчас ею наполняется. А ведь он сегодня, кажется, и это предчувствовал. Ах, как было бы хорошо!.. Что хорошо? Да вот это! Как ни сдерживал себя Сараев, но самые радужные мысли и надежды так и закружились в его голове. Ему так нужен был сейчас кто-то, кто разбавил бы его одиночество, отвлек его от самого себя, с кем можно было бы просто поделиться… Впрочем, к чему эти осторожные упования на каких-то анонимов – ему нужна была Настя Убийволк. И вот это тоже – то, о чем он до сегодняшнего дня не решался себе признаться. А как бы это оказалось кстати в его нынешнем положении!..  Нет, это ничуть не изменило бы его намерений относительно фильма о сыне, но, возможно, сняло бы измучившую его напряженность и позволило бы оглядеться вокруг спокойным, трезвым взглядом. Без суеты, спешки и временами самой настоящей паники.

Мысли Сараева вернулись к Насте. Как уместна была бы она в его квартире, на его балконе, как сразу бы преобразилась вся его жизнь от одного ее присутствия… Ай да Тамара Матвеевна! Теперь не было сомнений, что её визит к нему носил сугубо разведывательный характер. Все разговоры о Павле были отчасти прикрытием. А истинной целью было выяснить отношение Сараева к Насте. Наверное, они обе понимали, как трудно ему, хотя бы из-за разницы в возрасте, сделать первый шаг, и решили взять инициативу в свои руки. Он обязательно, обязательно отблагодарит их за эту чуткость.