Выбирая судьбу

Итак, следующий час Гордон фотографировал Саманту с воздушными шариками, с попкорном, верхом на пони, возле бассейна с тюленями. И меня тоже. Он ловил момент. Щелкал нас, когда наши рты были набиты кукурузой, а глаза закрыты. Или когда мы смеялись. Или махали руками. Гордон снимал, бегал вокруг нас… Щелк, щелк, щелк… последний день в жизни Гордона и Джиллиан… «Не пой мне песен, не рассказывай сказок, не проливай по мне слез»… но вспоминай меня добром.

Последний оставшийся снимок был сделан водителем — мы втроем стояли возле распахнутой дверцы красного «роллс-ройса», и Саманта держала в руках красный воздушный шарик. А я, садясь в салон, поняла, что это будет единственная фотография, на которой присутствует Гордон.

Остаток дня мы провели в соответствие с планом «гида» и в полночь были готовы покинуть «Раффлс» и отправиться за обещанным сюрпризом. «Роллс-ройс» был еще наш, и мы покатили в пригород, на восток. Я предположила, что мы направляемся к дому Гордона. Так оно и случилось.

Мы приехали, поднялись наверх. Гордон открыл дверь, вошел первым, щелкнул одним выключателем, вторым… зажег свечи и вернулся ко мне, чтобы помочь снять пальто. В комнате было множество цветов и бутылка шампанского в ведерке со льдом на журнальном столике возле низкого дивана. Гордон растопил камин и включил музыку. Забавная, однако, сцена, если учесть, что дама собирается уехать и выйти замуж за другого мужчину, ожидающего ее за три тысячи миль отсюда, и носит его ребенка! Тем не менее я была польщена. Знала, что моя жизнь с Крисом будет по-своему прекрасна, но и проблемы будут возникать. Жизнь с Крисом соткана из другого материала, никакого шампанского и свечей. Грустно признавать, но мы редко выходим замуж за шампанское и свечи. Напротив, нас прельщают голубые джинсы и мятые футболки, кока-кола и подгоревшие тосты. И мы прячем шампанское и свечи в волшебную шкатулку. Глядя в далекую перспективу, могу заметить, что с кока-колой и подгоревшими тостами жить легче.

Гордон словно прочитал мои мысли, потому что вручил мне пробку от шампанского и произнес:

— В твою волшебную шкатулку.

Я взяла пробку и улыбнулась, а он вдруг забрал ее и что-то написал на ней. Когда вернул пробку, на ней стояла дата. Только дата, и все.

— Не хочу, чтобы через пятьдесят лет твои дети ломали головы над инициалами, которых им все равно не разгадать.

Если вдуматься, эта фраза была исполнена глубокой печали, ведь я знала, что Гордон не шутит.

— Когда ты уезжаешь в Европу? — спросила я.

— Примерно через месяц.

— Что об этом думает Грег? Ты уже сообщил ему?

— Я звонил Грегу вчера. Знаешь, Джиллиан, он удивился. По-моему, я наконец совершил поступок, который заслужил одобрение моего сына. Отказался от «материального», которое он ставил мне в вину, и готов сделать нечто такое, что ему понятно. Грег сказал, что на следующее лето приедет повидаться со мной. Думаю, он это всерьез.

— Уверена! И я его понимаю. Я бы сама не отказалась от возможности провести лето на юге Франции.

— Что, уехать из солнечной Калифорнии?

— Гордон, ты будешь мне писать?

— Может быть… Однако я не силен по части переписки. Вряд ли Крису понравится наша затея. Но я сообщу, где нахожусь.

Гордон уже отдалялся от меня, и это было заметно.

— Крис не станет возражать. И я хочу получать от тебя весточки… пожалуйста…

— Он же не дурак, и я ему не нравлюсь, насколько мне известно. Я его не виню. Джиллиан, не давай Крису повода сделать тебе больно.

Я кивнула, и Гордон разлил шампанское по бокалам. «Луи Редерер» 1956 года. Любимое шампанское Шарля де Голля. И Гордона Харта.

Мы осушили наши бокалы, а потом молча сидели и смотрели на огонь в камине. Каждый думал о своем. Мы хорошо владели собой, многое сказали друг другу глазами, и слова были почти не нужны. Я знала, что расставание с Гордоном будет одним из самых тяжелым мгновений моей жизни… последняя минута… самый последний взгляд. Однажды я уже пережила это, с Крисом, но сейчас мне было ничуть не легче.

Я повернулась, чтобы взглянуть на Гордона, сидящего на диване. Великолепной формы голова, аккуратная бородка, глаза закрыты. И вдруг резкое движение его руки, звук лопающегося стекла — его бокал рассыпался вдребезги в камине. Я поняла значение этого жеста. Наверное, если запустить бокалом в камин и смотреть, как летят осколки, проще осознать тот факт, что между нами тоже все кончено.

Гордон встал, молча взял мое пальто, и мы медленно направились к двери.

Всю дорогу до отеля мы держались за руки и наблюдали, как за окном пролетают огни большого города. То, что осталось от прошлого снегопада, лежало в водостоках, покрываясь сероватым налетом.

Машина остановилась около «Ридженси». Гордон хотел выйти, но водитель уже успел открыть дверцу с моей стороны.

— Нет. Не выходи. Пожалуйста. — Мой голос срывался.

Гордон крепко обнял меня и поцеловал в макушку. Я подняла к нему лицо, и мы поцеловались. Я крепко зажмурилась, и слезинка медленно скатилась по щеке. Тогда я открыта глаза и увидела, что Гордон тоже плачет…

— Я люблю тебя, Гордон.

— Прощай, любовь моя. Всегда помни, как ты мне дорога.