Выбирая судьбу

Он крепко обнял меня, а через полчаса отвез домой. Поворачивая ключ в замке, я со страхом представляла, как сейчас встречусь с Крисом.

Войдя в квартиру, я увидела настоящую кучу-малу, которую устроили Крис с Самантой. Ее игрушки были разбросаны по всей гостиной.

— Привет, Сэм. Привет, Крис. Как дела?

— Порядок. Однако странный тут народ. Такие столичные штучки. А сами толком не знают, о чем снимают свой чертов фильм, хоть и пыжатся. Сплошное дерьмо.

— Следи за своим языком, когда рядом дети!

— Да, мэм. Как прошел день?

— Ничего особенного. Но, послушай, похоже, что следующие несколько недель я буду очень занята. И работать придется допоздна. — Это означало, что мне нужно находить время для Гордона.

— Без проблем. Вероятно, как только начнутся съемки, я вряд ли буду появляться дома раньше одиннадцати или двенадцати ночи.

— Ничего страшного.

— Может, для тебя. Но, по-моему, ничего веселого. Однако хлеб есть хлеб, и в данном случае денег отвалят прилично.

Однако оплачивать этими деньгами наши счета он не собирается, отметила я.

— Послушай, Крис, ты не распаковал тот маленький чемодан. Хочешь, я займусь этим? — Чемодан так и стоял посреди комнаты.

— Давай. Просто свали все содержимое в ящик в шкафу.

Можно подумать, у меня наготове дюжина пустых ящиков, только Криса и дожидаются. Всего три дня в Нью-Йорке, а мне кажется, будто это я у него в гостях!

Я пошла в свою спальню, держа в руках мыло, которое купила в аптеке. Разорвала упаковку, мысленно помахав на прощание гардениям из магазина «Магнин». Нагнулась, чтобы открыть чемодан. Пришлось повозиться с замком, прежде чем он сработал. Оказалось, что чемодан набит свитерами и нижним бельем. Там был даже лыжный костюм, а еще желтые листы бумаги: «Я тебя люблю. М.», «Кто целует тебя теперь? М.», «Больше, чем вчера, но меньше, чем завтра. М.», «Возвращайся домой поскорее. М.»… Я собрала их и свалила горой на ночной столик на половине Криса. Итак, Мэрилин возникла снова. Она захватила мою спальню, ванную, кухню, встала мне поперек горла. Вошел Крис и спросил:

— Что это?

— А ты посмотри. Записки от твоей дамы сердца. — Как будто он нарочно оставил мне этот чемодан. Чтобы я их нашла.

— Эй, но ты же не думаешь…

— Нет, не думаю. Но в любом случае восторга не испытываю. Их около дюжины. Я прочитала только четыре или пять. Извини.

Крис ничего не ответил, однако прочитал их, порвал на мелкие клочки и спустил в унитаз.

Странное это было время — первая неделя жизни с Крисом. Мы то обсуждали тему Мэрилин, то старательно делали вид, будто этой девицы вообще не существует. Но она почти постоянно словно находилась с нами. Засела у нас в мозгах — по крайней мере, у меня. А еще я поняла, что изменилась, стала более независимой. Я по-прежнему зависела от Криса как идеи, но перестала цепляться за реального человека. Выяснилось, что с реальным Крисом, мужчиной из плоти и крови, жить труднее, чем мне представлялось. Я увидела Криса в ином свете, и он порой выглядел довольно неприглядно. Я также поняла, что Гордон во многих отношениях меня избаловал. С ним было легко. Гордон был чуткий, заботился обо мне и предпочитал лечить раны, нежели растравлять их. И все-таки я продолжала сиять, улыбаться и любить Криса. Знала, что это глупо, нельзя терять голову, однако радовалась, что снова могу дотронуться до него, стоит лишь протянуть руку. Какие бы чувства ни связывали меня с Гордоном, Крис — это Крис.

В четверг Джули сделали еще одну операцию, и в клинике только и твердили, что ее состояние удовлетворительное, она находится в реанимации, но навестить ее нельзя. В переводе с больничного языка «Удовлетворительное» не значило почти ничего. Реанимация — это серьезно. Туда не попадают те, кто сломал палец на ноге. И у тех, кто там лежал, было мало перспектив выбраться оттуда. В отделение реанимации попадают очень больные люди и мониторы ежеминутно фиксируют их состояние. Этими сведениями доктора могут поделиться исключительно друг с другом, но не с посторонними, поэтому мы не могли узнать, как в действительности обстоят дела у Джули. «Удовлетворительно» — вот и все.

В пятницу Джон Темплтон вызвал к себе в кабинет меня, а также Джин, Гордона, Элоизу Фрэнк и еще троих, кого я не знала, хотя их лица были мне знакомы. Как только мы сели и Джон завел разговор о Джули, я поняла, что здесь собрался круг избранных, кому предстояло узнать правду о ней. Очевидно, появились новости о ее здоровье.