Выбир-р-рай, Тамара

Хочется окунуться в сладкое марево. Хочется так, что я сгораю от фантомных прикосновений. Хочется… А его метка на моём плече ноет.

Игорь отмирает — мотает головой, будто мысли прочь гонит, и кидается на меня голодным зверем. Целует щёки, скулы, шею — рычит, жадничает, снова зовёт меня своей муркой. Запускает лапы под юбку, стягивает трусики и трогает между ног, гладит. Там уже всё горит, пульсирует, плавится в ожидании главного момента. В голове у меня вата — ничего не соображаю.

— Нельзя, мать твою! — удар огромного кулака по деревянному подлокотнику дивана заставляет вздрогнуть весь архив разом. — Нельзя мне, мурка… — взгляд у него бешенный. — Я Лёхе обещал.

Что обещал?.. Зачем?! Боже мой, ты дурак совсем?!

Наверное, эти вопросы отражаются у меня на лице, а у Горыныча выражение лица меняется. Хищная улыбка и туманное марево в жёлто-зелёных глазах пугают больше, чем кулак по подлокотнику дивана.

— Игорь, ты чего?.. Нет! Куда?.. А-ах… — «Ахренеть» я всё же оставляю за кадром.

Но оно тут очень уместно! Потому что зверь, несмотря на мой протест, делает то, чего я никому раньше не позволяла. Разводит мои ноги и-и-и… Хоспади прости!

Огромная ладонь Игоря на моём животе фиксирует, прижимая к дивану, чтобы я не ушла из-под контроля. А я пытаюсь, и ещё как! Свожу ноги, сжимая бёдрами голову оборотня, пищу, выдираюсь, а потом всхлипываю от невероятных ощущений, и моё тело расслабляется. Горячий напряжённый язык хищника скользит у меня между ног по влажным складочкам — он пьёт меня, без стеснения наслаждаясь процессом.

Отрываю голову от подушки, смотрю на мощные плечи, широкую спину Игоря — напряжённые канаты мышц перекатываются под смуглой кожей. И вся эта красота и мощь сейчас направлена исключительно в мирное русло. Грубая сила, которая запросто может убить, превратилась в мягкую ласку.

Сильные пальцы растягивают колечко входа и погружаются внутрь, губы сдавливают напряжённый клитор и меня едва не выгибает дугой. Но контроль полностью у Горыныча. Он одной рукой сдерживает все мои неловкие порывы. Я просто не знаю, как надо, не было у меня так ни разу — хорошо, горячо, безумно.

— Ты такая красивая, мурка, — хриплый шёпот Игоря прорывается сквозь шум в моей голове. — Везде красивая, моя. И сладкая.

Не вынимая из меня пальцев, продолжает двигаться мягкими толчками и делится в поцелуе моим же вкусом. Это безумие со всех сторон — бесстыжие хлюпающие звуки у меня между ног, собственный сок на губах и Горыныч, тяжёлой тучей нависший надо мной.

Упираясь одной рукой в диван, другой, приближает меня к разрядке. Она оказывается неожиданно яркой. Мои всхлипы переходят в крик, который точно слышно на всю лабораторию, если не дальше. Лихорадочная дрожь волной прошивает тело — мне на мгновение кажется, что я всё — умерла, сердце остановилось.

Мне хорошо и жутко одновременно. Я хочу обратно в реальность — туда, где мой большой и страшный чёрный волк.

— Игорь… — в полубреду зову зверя.

Я не вижу Горыныча, но ощущаю его улыбку. Странное чувство — новое, незнакомое. Оно вполне может заменить зрение.

— Тут я, мурка, — целует меня в висок. — Ты охренеть, конечно… Я не ожидал.

Мне очень интересно, что во мне такого, чего Игорь не ожидал, но спросить не могу. Отходняк накрывает с головой. Я сейчас как воздушный шарик, наполненный нежностью, и чтобы не взмыть под потолок — а такое ощущение имеется — прижимаюсь к волку, уткнувшись носом ему в грудь.

— Ты чего приходил-то? — бормочу, проваливаясь в дрёму.

— Так это… проверить, как ты тут.

Проверил, ага. До сих пор вздрагиваю.

Но плен тёплых объятий зверя дарит покой, и я проваливаюсь в сон…

— Тома! — за дверью орёт Света. — Тома, ё-моё! — она стучит так, что щеколда с лязгом дрожит.

У меня глаза по полтиннику, подскакиваю с дивана, как ужаленная.

— Мурк, ты чо? — Игорь растерянно моргает.

— Чш-ш! — шиплю. — Тихо! — быстро застёгиваю бюстгальтер и пытаюсь победить пуговицы на блузке.

Пальцы не слушаются, и Горыныч приходит на помощь. Он ловко и быстро справляется не только с блузкой, но и с халатом. Что бы я без тебя делала, моська пушистая? Улыбаюсь и чмокаю оборотня в щёку.

— Э-э, завязывай мне! — сурово заявляет и, притянув к себе, целует жарко с языком, тиская мою попу лапами.

— Всё-всё… — разрываю поцелуй. — Я пойду, а ты посиди минут десять, а потом тоже уходи, — шепчу. — Только перед окнами не мелькай.

— Не понял? — у Горыныча немножко шок.

— Тома, блин! Ты там живая?! — а у Светика за дверью уже истеричные нотки в голосе проскакивают.

— Живая! — ору ей в ответ. — Сейчас открою, подожди!

— Мурк, мы что, прячемся? — Игорь без ответа отпускать меня не собирается.

— Чуть-чуть… — поджимаю губы и отвожу взгляд.

— Не собираюсь я ни от кого прятаться.

Игорь идёт к двери, а я уже даже не дёргаюсь. Бесполезно дёргаться. Прямодушие и незамутнённое волчье сознание — страшная сила.

Звучит глубокое грудное Светкино «Ой» и звериное «Чо хотела?» Кажется, пора вмешаться.

— Всё в порядке, Свет, — выныриваю из-под мощной руки Игоря, которой он упирается в дверной косяк.