Выбир-р-рай, Тамара

Раненая девочка заперлась в ванной. Вода из крана хлещет, а она не отзывается.

— Напугаем ещё больше мурку, — разводит философию Горыныч с окровавленной мордой.

У меня харя не лучше, зато с мозгами всё в порядке. Две метки сразу, да ещё так жёстко. С девочкой может случиться беда.

— Уйди на хер, — хриплю и, оттеснив Горыныча, дёргаю дверь.

Шпингалет вырван вместе с куском дерева, дверь слетает с петель. Не думая, швыряю её в кухню и вытаскиваю Тамару из ванной.

— Что с муркой? — мечется Игорёха.

— Ты не видишь? — рычу и подхватываю девочку на руки.

Тамара в крови, висит у меня на руках тряпочкой и стонет в полузабытье.

— Чемодан её где? — Горыныч мчит в зал.

Наивный чукотский оборотень, ё-моё! Не помогут тут бинты и перекись. Тому не собаки покусали.

— Завязывай хернёй маяться, — бросаю Горынычу и кладу раненую докторшу на диван. — Превращайся, Игорёх, лечить её будем.

Он ставит чемоданчик на стол и виновато смотрит на жертву наших чувств. То, что мы натворили, приличным словом назвать нельзя. Два волка, две метки. Теперь Тамара наша… пара.

— Так и знал, что ты на мою мурку глаз положил, — ворчит Горыныч, стягивая с себя футболку — готовится к превращению. — Ты ей веник подарил?

— Я подарил, — тоже раздеваюсь. — В благодарность за спасение моей шкуры.

— Хоть сейчас не ври, — огрызается. — Метку ты тоже из благодарности поставил?

— Да, бля, что ты от меня хочешь?! — срываюсь. — Нравится мне Тамара! Хочу её! Моя она… — убавляю громкость.

— И моя, — у Игоря ходят желваки. — Хорош болтать, надо метки зализывать.

Волками прыгаем к Томе на диван. Зализать раны на её теле, чтобы скорее затянулись — полбеды. Сложнее будет залечить душевные раны девочки, объяснить, что ничего плохого не хотели.

Глава 11

Разлепляю веки — зрение возвращается, но медленно. Мутная картинка превращается в две волчьи морды. У меня сердце замирает от ужаса — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Четыре жёлто-зелёных глаза, два кожаных носа и две зубастые пасти. Чёрный волк, белый волк, посередине я.

— Не-не… — заикаюсь, слова царапают сорванное криками горло. — Не убивайте меня, — хриплю.

Мой лепет звучит глупо и, скорее всего, неубедительно для хищников. Влипла я по-крупному. Оборотни приказали выбирать, а я не выбрала, вот они и решили — не доставайся же ты никому. Загрызть меня хотят.

Лихой и Горыныч переглядываются, а потом синхронно спрыгивают на пол. Диван, освобождаясь от их веса, крякает, а я выдыхаю. Решили отложить казнь?

Сажусь и, прижимая к груди подушку, с ужасом смотрю на перепачканный моей кровью диван. Поднимаю глаза — оборотни сидят в метре от меня на ковре — церберы. Взгляды от меня не отводят.

— Хватит, — у меня дрожит подбородок, а из глаз катятся слёзы. — Отпустите меня, я уйду, — рыдаю. — Пожалуйста, отпустите… — закрываю лицо ладонями, всхлипываю.

У меня настоящая истерика. Я всегда казалась себе сильной, даже циничной, но так было до встречи с хищниками. Сейчас я чувствую себя не способной сопротивляться размазнёй.

— Мурка, не плачь, — диван снова крякает, и тёплая тяжёлая ладонь осторожно гладит меня по голове. — Мы не собирались тебя убивать.

— Том, прости нас, — басит тёплый мягкий голос.

Пока я тут самозабвенно истерила, волки успели принять человеческие ипостаси и пытаются убедить меня, что никакого смертоубийства не планировали. А что это было тогда?!

Я продолжаю плакать, пряча лицо в ладошках. Видеть этих зверей не могу.

— Давай, Игорёх, надо помыться, — заявляет Альфа. — Выглядит это всё жестко.

Пикнуть не успеваю — оказываюсь в лапах Горыныча. А картинка окружающей действительности заставляет меня зажмуриться. Игорь после превращения хоть треники натянул, а Лихой в чём мать родила. С дубиной этой своей между ног, прости хоспади.

— Куда?! — собственный сиплый голос кажется мне чужим.

— В ванную, — будничным тоном сообщает волк.

Драться, брыкаться или выдираться из лап Горыныча сил нет. Голова слегка кружится, а ещё я испытываю что-то вроде эйфории. Чувство такое, будто я замахнула рюмку крепкого алкоголя и меня неплохо расслабило.

Игорь несёт меня на руках, и по пути я вижу кавардак в коридоре. Дверь ванной комнаты выдрана с «корешками» и валяется в проходе кухни, стены и пол в моей крови. В голове щёлкают костяшки счёт — сумма, которую затребует баба Нюра за ремонт будет ого-го! А я говорила, что нельзя пускать в дом кого попало!

— Вот так… — Игорь усаживает меня на край ванной. — Посиди чутка, я пока умоюсь, — включает воду, цапает мыло из мыльницы и моет окровавленные руки.

Лихой, похоже, занимается тем же самым, но в кухне. А мне остаётся ждать своей очереди к крану. Я жду. Но мне подозрительно спокойно. Паника, ужас — всё отступило, стоило волкам сказать, что они не собирались меня убивать.

Как такое возможно? Я не наивная дурочка, которая верит оборотням на слово. Оборотням вообще нельзя верить. Но я чувствую, что Лихой и Горыныч не врут.