Также он не осознал, насколько отдалены друг от друга его страны, и насколько большую территорию они занимают, несмотря на все свои походы и сражения за эти страны, и поэтому стремился к строго централизованному правительству, не только централизуя государства, но и централизуя различные народы в одно федеративное государство. На гигантском материке, изобилующем непреодолимыми горными хребтами, непроходимых джунглями и пустынями, при отсутствии почты, телеграфа, перевалочных станций, железных и других дорог, речных судов или даже пешеходных мостов, не отремонтированных после изнурительной войны.
Единственно возможной (в стране таких огромных пространств, в которой кандидаты никак не могли быть известными лично на сколько-нибудь значительной территории и где их взгляды не могли распространиться даже на несколько миль ослиной тропы) была бы иерархия от пуэбло (посёлка) до штата, от штата до страны, от страны до федеративного государства, где демократия была бы только в пуэбло, а на все остальные должности, в пуэбло и выше, людей назначали, он сам утверждал бы титулы, если бы ему это вообще было нужно. Если бы его собственные офицеры и войска владели и управляли всеми отобранными у роялистов и испанской короны землями, не было бы никаких мятежей. Были бы, конечно, небольшие гражданские войны, но суд, призванный для урегулирования их окончательных претензий, мог бы существовать на федеральном земляне, что заставляло бы их исколесить такие необозримые расстояния, что это, с одной стороны, существенно покалечило бы их страсть к судебным тяжбам, а с другой, сведение счётов по принципу «человек человеку волк», дало бы ему сильнейших правителей, если бы он сам не принимал при этом ничью сторону.
Но он не стал отступать и не стал отрекаться от диктаторского положения. Он принял военные почести и военные способности за инструмент мира. Но война приносит лишь, анархию, анархию он и получил. Мир — нечто большее, чем «приказ объединиться» (его любимое выражение). Продуктивный мир означает занимать людей делом, давать им что-то, из чего можно сделать что-то ценное и причём то, что они
Он так и не начал распознавать подавляющую личность и никогда не считал, что кого-нибудь необходимо убивать, кроме как на поле боя. Там это приносило славу. Но был некто, кто уничтожал и само его имя, и его душу, и безопасность всех его сторонников и друзей — подавляющая личность Сантандер, его вице-президент, который мог быть арестован и казнён любым военным подразделением за сотую долю того, что было против него засвидетельствовано, и кто мог склонить против Боливара всё казначейство и население, а Боливар, постоянно предупреждаемый и заваленный свидетельствами, ни разу даже не упрекнул его. И это принесло ему потерю популярности и закончилось ссылкой.
Также он не сумел защитить ни своих ближних армейских друзей, ни Мануэлу Саенс от других врагов. Таким образом, просто по недосмотру, он ослаблял своих друзей и игнорировал своих врагов.
Величайшей его ошибкой является то, что, изгоняя Испанию, он не изгнал её наиболее могущественного приспешника — церковь, и даже не ограничил её и не завоевал с помощью наград лояльность её южноамериканской ветви, и он вообще не сделал ничего плохого (за исключением денежных поборов) той организации, которая непрерывно работала на Испанию, причём так, как только могла; создавая за кулисами царство террора, настраивая каждого человека в стране непосредственно против Боливара. Такую группу вы либо склоняете на свою сторону, либо убираете её, когда она перестаёт быть нейтральной и становится, либо является, сообщником врага.
Раз уж церковь владела огромной собственностью, а войскам и сторонникам Боливара
Нельзя оставлять врага обеспеченным финансами и платёжеспособным, в то время как вы позволяете своим друзьям умирать от голода в такой игре, как южноамериканская политика. О, нет.
Он не использовал своих врагов. Он отправлял за пределы страны «годос», побеждённых роялистских солдат. По большей части, у них не было никакого другого дома, кроме Южной Америки. Он не объявлял амнистий, на которые они могли бы рассчитывать. Они были высланы или оставлены умирать «в канаве», а ведь среди них были лучшие ремесленники страны.