Вуали Фредегонды

Увидев, что атака не дала особых результатов, гунны заколебались и приостановились, гарцуя на своих лошадях, тогда как франки продолжали наступать. Затем всадники развернулись и устремились к правому флангу. Вскоре их уже нельзя было различить за пеленой дождя, и в задних рядах франкского войска солдаты стали нервно оглядываться. Тактика гуннов была хорошо известна: изматывать противника, атакуя поочередно с тех сторон, откуда в данный момент этого меньше всего можно было ожидать, а потом исчезать, не ввязываясь в настоящее сражение.

Теперь франки увидели впереди плотные ряды тяжелой конницы — вооруженных длинными копьями воинов в доспехах на мощных лошадях. За ними по пятам, словно стая волков, шли пехотинцы, полуголые, с длинными спутанными космами.

Настала недолгая тишина — был слышен лишь шум дождя. Внезапно раздался громкий клич, и гунны ринулись в атаку. Они были еще далеко, но их пронзительные вопли были хорошо слышны — они напоминали женский визг и завывания злых духов и казались одновременно смешными и жуткими. Франки остановились в ожидании, сплотив ряды. Все они с самых юных лет были обучены метать топоры и дротики. Последние могли пролететь большое расстояние, но топоры можно было бросать лишь на пять-шесть туазов.[50] Кроме того, это оружие с тяжелым лезвием несколько раз поворачивалось в воздухе, поэтому разрубающая кромка лезвия была обращена к противнику всего дважды или трижды за несколько секунд полета — так что от метальщика требовалось немалое искусство, чтобы поразить врага.

От воплей гуннов звенело в ушах. От топота лошадиных копыт содрогалась земля — всадников было так много, что их плотная линия заслонила горизонт. Когда гунны были уже в пятидесяти туазах, сотни копий и дротиков вылетели из задних рядов франков и обрушились на них. Множество всадников и лошадей рухнули на землю и были мгновенно растоптаны другими, но атака не была остановлена. Командиры франков выступили на два шага из передних рядов, сжимая в руках топоры, и во весь голос принялись отдавать команды, — по обычаю, они всегда звучали только на франкском языке.

— Wauden![51]

Гунны галопом неслись вперед. Уже можно было различить в общей темной массе их лица, искаженные гримасой.

— De oksen furberaiden![52]

Руки, сжимающие рукояти топоров, дрожали, и сердца сжимались от тревожных предчувствий даже у самых храбрых. Пять туазов отделяло их от кривых мечей этих чудовищ, несущихся во весь опор. Еще несколько мгновений — и оба войска сойдутся…

— Shleiden![53]

В воздухе послышался низкий гул, словно от гудящего пчелиного роя. Сотни, может быть, тысяча топоров одновременно рассекли воздух, вращаясь и сверкая сталью под дождем Затем, почти одновременно, послышались глухие удары, когда оружие достигло цели, и тут же — страшные крики и пронзительное ржание лошадей. Франки выхватили из ножен мечи и бросились на врагов, издавая крик во всю силу легких. Сражение началось. Топорами были убиты и ранены сотни всадников, и в одно мгновение повсюду выросли груды тел. Всадники задних рядов, не сумев вовремя остановить лошадей на скользкой траве или объехать упавших, врезались в них и тоже падали, а на них налетали другие… Вскоре от стройных рядов не осталось и следа — уже не было никакой тактики, никаких приказов. Единственным общим действием франкского войска было одновременное метание топоров или дротиков, что наносило страшный урон врагу. После этого каждый сражался сам по себе, орудуя скрамасаксом, мечом или копьем. Франки разили наудачу в этой мешанине людей и лошадей, охваченные лихорадочным воодушевлением, — настолько эта ужасная гекатомба,[54] которой закончилась атака гуннов, выглядела чем-то сверхъестественным. Эти чудовища, которые нагоняли ужас на саксонцев и тюрингцев, десятками падали под ударами франков, даже почти не защищаясь, сами охваченные ужасом при виде этих воинов без всяких доспехов, окровавленных, с безумными глазами, оказавшихся неуязвимыми для их стрел. И уже после самых первых ударов воины Зигебера были уверены в том, что победили, — до такой степени, что сражались с полным безрассудством, словно бы ничто не могло причинить им вреда. Сам Зигебер бросился в пекло сражения впереди всех, буквально перепрыгивая через груды тел, чтобы добраться до вражеских рядов, рубя без разбора всадников и лошадей своим длинным мечом.