Бабур отдал последние приказы Вазир-хану, Байсангару и конюшему Али-Гошту. Сам правитель намеревался повести в атаку построенный клином передовой отряд и, обрушившись на фланг маршевой колонны противника, рассечь ее, причинив как можно больший ущерб и посеяв панику и неразбериху, пройти ее насквозь, перегруппироваться, развернуться и ударить снова. Как только его клин разрежет узбекский строй, основные силы вы главе с Вазир-ханом ударят в голову вражеской колонны, тогда как остальные отряды под началом Байсангара зайдут с тыла. Что же до Али-Гошта, ему было предписано возглавить небольшой резерв.
Бабур увидел впереди невысокий кряж, нависавший над рекой, и скоро любимый гнедой уже вынес его в сопровождении бойцов передового отряда на вершину. Внизу, вздымая копытами тучи пыли, вдоль реки двигалась длинная, широкая колонна всадников. Момент настал. Он подал знак, и его бойцы во весь опор понеслись по пологому, примерно в тысячу двести шагов длиной склону вниз.
Почти сразу же, как только он пустил вскачь коня, Бабур в первый раз увидел на близком расстоянии узбека, ехавшего в стороне от колонны, не иначе как дозорного. Противник тоже заметил его и вскинул к губам рог, чтобы подать своим сигнал тревоги, и только после этого помчался галопом под защиту основных сил.
Едва прозвучал рог, колонна замедлила движение: всадники начали поворачивать коней навстречу неожиданной угрозе. Некоторые успели выхватить луки, навстречу атакующим полетели стрелы, и несколько бойцов Бабура вылетели на скаку из седел, прежде чем домчались до врага. Но остальные, ведомые им воины врезались в ряды противника, рубя направо и налево. Под их напором враг подался назад, и Бабур уже готов был торжествовать победу, но поторопился.
Вместо того чтобы разорваться под ударом, вражеский строй лишь прогнулся, и узбеки стали охватывать клин Бабура с флангов. На глазах у правителя пал скакавший прямо перед ним его юный знаменосец, голову которого одним ударом размозжил узбекский боевой цеп. Бабур успел повернуть коня, чтобы не наехать на труп юноши, и достал его убийцу копьем, как на него тут же устремились новые враги. Выпустив застрявшее в теле неприятеля копье, Бабур выхватил Аламгир. Узбеки, наседая плотной толпой, оттеснили его от телохранителей, и в какой-то момент юный предводитель осознал, что почти окружен. Чтобы спастись, нужно было прорываться, пока не поздно. Выставив Аламгир перед собой и приникнув к конской гриве, он направил скакуна в единственную брешь, какую смог усмотреть в рядах противника.
Бросок удался — спустя несколько мгновений Бабур оказался вне вражеского кольца. Он тяжело дышал, правый глаз заливала кровь: вражеский воин едва не пронзил копьем голову, и, хотя ловкий уклон позволил ему спастись, все же острие, пройдя вскользь, оставило кровавый след. Бабур попытался утереть кровь и прояснить зрение, чтобы понять, куда скакать, чтобы воссоединиться со своими.
Кровь из раны продолжала сочиться, так что ему пришлось отрезать кинжалом полоску от попоны и наложить повязку. Наконец, проморгавшись, он понял, что атака не удалась, а его самого конь с перепугу вынес на пустое пространство между узбеками и резервным отрядом Бабура. Ему снова грозила опасность, и он, погоняя коня, галопом помчался к своим, ожидая в любой момент пущенной вдогонку стрелы или копья. Но обошлось.
Когда Бабур подскакал к Али-Гошту, наблюдавшему, сидя на сером коне, за происходящим, держа, согласно приказу, свои силы в резерве, времени обсуждать с командирами новую тактику уже не было: едва успев остановить своего замученного скакуна, Бабур услышал позади оглушительный рев и удары мечей о щиты. Еще миг — и узбеки обрушатся на них.
— Я принимаю командование! — крикнул он Али-Гошту. — Пошли гонцов к Вазир-хану и Байсангару. Предыдущие приказы отменяются. Пусть наши лучники стреляют, как только узбеки окажутся в пределах досягаемости. А потом по моей команде — всем в общую атаку.