Костик поплелся к опушке леса, сел на корточки и принялся выковыривать из земли чахлую морковку, поглядывая по сторонам. Где-то здесь рядом должен быть Мишка Гришин, только вряд ли он сможет чем-то помочь. Хорошо, если не стормозит и догадается рвануть за ним.
Один из бородачей, видно, совсем заскучал, присел на поваленное дерево, достал из кармана кулек с шаурмой и собрался перекусить.
Медлить было нельзя, и Костик поглубже засунул два пальца себе в рот.
Михаил Гришин
Костик появился на третий день. К тому времени я уже дожевал последний сухарь и пару раз отлучался в поисках воды. Мой приятель шел третьим с конца в колонне, состоящей из тридцати пяти изможденных, покрытых пылью невольников, которую вели семеро кавказцев с 'калашами' наперевес. Это было ни хорошо, ни плохо. За то время, что я лежал здесь, видел как тех, кто свободно входил и выходил с территории лагеря, так и тех, кого вывозили вперед ногами. Было и такое, что люди, которых завозили в ворота, в обратном направлении уже не появлялись.
Минуя то место, где мы расстались, мой приятель как бы споткнулся и выронил грязный тряпичный сверток. Повезло, ни один из охранников этого не заметил, и вот уже, дождавшись, когда процессия свернет на грунтовку, пересекающую заброшенное свекольное поле, я пробираюсь к своей добыче. Это завернутый в замусоленное вафельное полотенце клейкий серый комок геркулесовой каши с прилепившейся к нему цветастой упаковкой какой-то фигни из стандартного американского сухого пайка.
Бля, как я жрал эту кашу! Даже халявную черную икру на прошлогоднем корпоративе не поглощал с такой скоростью. Еле удержался, чтобы не съесть и хлебцы из упаковки. Их я оставил на утро, а утром Костик незаметно для остальных швырнул в канаву возле поля то, что можно было бы назвать хлебом.
На следующий день он не появился. Сколько я ни вглядывался сквозь листву в каждого из рабов, в нестройно бредущей колонне, долговязую фигуру моего приятеля там мне обнаружить не удалось. Во второй партии его тоже не было, и только среди смуглых курчавых брюнетов из солнечной Молдавии, что раньше клали плитку в московских квартирах, а нынче подрядились вкалывать грузчиками в этом трудовом лагере, я обнаружил своего приятеля.
Костик вел себя как-то необычно, постоянно оглядывался и заметно нервничал. На этот раз пожрать мне он не ничего не сбросил, а вместо этого то и дело отрывал шматки от растущих на обочине высоких лопухов и незаметно засовывал эту гадость себе в рот.
Совсем ебанулся что ли?
Я, понадеявшись все же, что Костик перестанет дурить и выждав удобного момента поделится со мной хавкой, не упуская его из виду, осторожно крался за это компанией. И вот они не спеша дочапали до опушки ближайшего леса, от которой начинались длинные капустные грядки с редкими созревшими кочанами, которые еще надо было отыскать промеж разросшихся сорняков. Сразу за этими зарослями начинались более мелкие грядки, с торчащей из них морковной ботвой. Туда и поплелся Костик, сопровождаемый ухмыляющимся чуркой с автоматом.
Какое-то время ничего не происходило. Ингушские "мастера спорта" по стрельбе по всему живому лениво расхаживали в своих китайских костюмах "абибас" промеж еле переставляющих ноги пленников, то и дело покрикивая на них, молдаване прохлаждались в теньке, ожидая когда наберет с десяток-другой мешков с морковкой, Костик тоже собирал этот силос не первой свежести.
Вот один из охранников решил позавтракать, присел на сучковатое полено и достал видать вчерашнюю шаурму и бутылку с минералкой.
Я сглотнул слюну и только собрался отвернуться, чтобы не захлебнуться ей совсем, когда Костик вдруг вскочил, блеванул какой-то зеленой херней прямо под ноги этому чурке и принялся спускать штаны.
Джигита как ветром сдуло со своего места. Он что-то прокаркал по-своему, показал в сторону кустов и отвесил засранцу пинка, придавая тому нужное направление. Костик немедля скрылся в зарослях. Я же решил воспользоваться возможностью перетереть с моим приятелем, и, пропахав на пузе по капустной меже, тоже нырнул в лес.
Однако приятеля своего нигде не обнаружил, только треск веток выдавал направление, в котором он двигался.
Бегом за ним!
Я старался как мог, и минут через десять впереди замаячила светлая Костикова макушка. Мы пробежали километр или около того, когда он начал выдыхаться. Да и я был на пределе.
Еще бы не жрать как следует столько дней!
Ты чего… у-ф-ф… драпанул, будто тебе пистон в жопу вставили… Уф-ф…
— Посмотрел бы я на тебя, ага…. Фу-у… После суток в этом концлагере.
— Что, на самом деле, все так херово?
— Потом расскажу. Давай валим отсюдова.
Мы пробирались сквозь лесную чащу еще полчаса, стараясь идти так, чтобы склоняющееся к западу солнце все время светило в затылок. Я бы мог шагать и дальше, но у Костика внезапно скрутило живот.
Вовремя, нечего сказать! Хотя чего тут удивляться? Сожрать столько лопухов!