Второй выстрел

Я неподвижно замерла, стараясь не паниковать, затем предприняла новую попытку, говоря себе, что этому должно быть разумное объяснение. Может быть, я отлежала руку во сне. Черт, я же могла так лежать уже несколько дней — а может, и недель. Не удивительно, что моя гребаная рука онемела.

Она ведь затекла, только и всего. Я не была — не была — парализована. Закрыв глаза, я сосредоточила всю свою волю на том, чтобы пошевелить правой рукой. Как, черт возьми, можно сделать это сознательно? Мне никогда не приходилось думать об этом раньше. Идея протянуть руку за чем-нибудь всегда просто формировалась в мозгу, и, прежде чем я успевала это осознать, моя рука уже действовала в соответствии с импульсом.

Только сейчас этого не происходило.

Постепенно, вяло и неохотно, рука начала мне подчиняться. От движения, даже самого незначительного, плечо снизу вверх пронзила пульсирующая боль. Однако дискомфорт ощущался как-то приглушенно — видимо, сказывался эффект морфина.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, с мазохистским наслаждением смакуя жгучий укол в ребра. Боль означала, что я, по крайней мере, способна чувствовать, и потому радовала. Ощущение было такое, будто меня повалили на землю и как следует отпинали ногами. Лекарства не избавили меня от боли, а лишь накрыли ее глухим защитным слоем. Видимо, они же вызывали легкую тошноту. От мысли, что вот-вот и в самом деле вырвет, меня бросило в холодный пот.

Где-то у подножия кровати раздался шорох бумаги, затем тихие шаги, и в поле моего зрения появился мужчина. Добротный, безупречно скроенный темно-синий костюм, сшитая на заказ рубашка, шелковый галстук.

— А, Шарлотта, — сказал мой отец без тени улыбки. — Я вижу, ты снова с нами.

Левой рукой я неуклюже стянула маску с лица. К тыльной стороне ладони была прилеплена бабочка, и я постаралась не перегнуть уходящий куда-то вбок катетер.

— Черт, должно быть, все очень плохо, если ты здесь, — выговорила я каким-то засоренным, простуженным голосом. — Кстати, «здесь» — это где?

Отец нахмурился. Он что-то держал в руках — вероятно, мою медицинскую карту — и сурово взирал на меня поверх очков в тонкой позолоченной оправе, но было трудно сказать, чем вызвано его неодобрение — моей руганью или моим легкомыслием. У меня никогда не получалось читать выражение его лица.

— В медицинском центре в Льюистоне, штат Мэн, — сообщил он. — Ты что-нибудь помнишь?

Я сглотнула.

— Помню, что в меня стреляли.

И что моего клиента убили на моих глазах… но в этом я не собиралась признаваться.

— А потом?

Я изо всех сил попыталась сосредоточиться, но воспоминания ускользали как дым. Чем настойчивее я их преследовала, тем быстрее они от меня убегали.

— Нет… ничего. Сколько я здесь нахожусь?

Отец колебался, как будто его ответ мог что-то изменить.

— Четыре дня.

— Четыре дня?

Мои конечности инстинктивно задергались, как будто кто-то им сказал, что будильник сломался и они опаздывают на работу. Мозг был набит ватой.

Отец снова бросил на меня взгляд поверх очков. Этот взгляд и рука, опустившаяся на мое плечо, мигом меня утихомирили.

— Шарлотта, — произнес он резким, кисловатым тоном, который я так хорошо знала. — Пожалуйста, не забывай, что в тебя стреляли — дважды. Первая пуля прошла всего в нескольких миллиметрах от бедренной артерии. Еще бы чуть-чуть — и ты бы без вариантов истекла кровью прямо там. Вторая пуля попала в лопатку и, изменив направление, пробила правое легкое. Тем, что ты вообще выжила, мы обязаны мастерству врачей «скорой помощи», которые занялись тобой на месте, и команде хирургов, которые на славу поработали уже здесь.

Конечно, мне не следовало забывать, что мое присутствие на этой земле продолжается благодаря людям его профессии и не имеет ничего общего с моей волей.

Отец подождал пару секунд, чтобы я прониклась сказанным, прежде чем он выпустит следующий залп.

— Попытка сделать что-либо без одобрения врачей может повлечь — и повлечет — за собой серьезные осложнения и замедлит процесс выздоровления. Ясно?

— Да, — пробормотала я, разбитая и беспомощная. И закрыла глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. — Яснее некуда.

Снова открыв глаза через некоторое время, по ощущениям — всего через пару секунд, я обнаружила, что за окном уже темно, а рубашка отца сменила цвет, хотя костюм на нем был все тот же. Кислородная маска исчезла, катетер остался на месте. Слева от меня находились мониторы, развернутые так, чтобы я не видела экранов.

— Они сказали тебе, когда я могу подумать о том, чтобы прогуляться? — спросила я, продолжая разговор с того места, на котором мы остановились.

Мне показалось, что по тонким губам отца пробежала едва уловимая улыбка.

— Осталось недолго, — ответил он. — Ты поймешь, когда будешь готова, Шарлотта. Я бы на твоем месте не спешил.