Первой моей реакцией было облегчение от того, что она жива. Но вскоре я поняла, что она на кого-то кричит, хоть и не могла разобрать, что именно. Я взглянула на Эллу. При звуке маминого голоса она замерла у меня на руках — в этом возрасте дети больше реагируют на интонации, нежели на сами слова. Я не хотела брать Эллу с собой внутрь, но знала, что она не позволит оставить ее здесь, точно так же, как не хотела оставаться одна наверху.
Я нажала ручку и открыла дверь.
Люди, находящиеся в комнате, обернулись ко мне. Симона, Розалинда и Лукас. У Симоны в руках был девятимиллиметровый «ЗИГ», очень похожий на тот, из которого я стреляла в тире Лукаса. По ее лицу текли слезы, а в глазах сверкало безумие.
На долю секунды время остановилось. Я впитывала в себя эту сцену, как стоп-кадр в кино, — видела все и в то же время ничего. Чуть поодаль комната упиралась в глухую стену, предназначенную для экрана домашнего кинотеатра, по углам стояли длинные колонки. С потолка свисал проектор, и к экрану были обращены четыре стула с регулируемыми спинками. Другой мебели в комнате не было.
Лукас стоял слева от меня, рядом со стульями. Его лоб все еще украшала повязка, напоминающая о потасовке с парнем из океанариума, но сейчас у него текла кровь из новой раны, откуда-то из-под волос. Лукас, казалось, не замечал капель, сбегающих по виску и щеке. Он расправил плечи, точно перед казнью. Рядом на стуле сгорбилась Розалинда; ее обычно аккуратная прическа была растрепана. Она сидела, уставившись мимо Симоны в какую-то точку на дальней стене, и я бы подумала, что у нее шок, если бы она вдруг не переключила внимание на меня.
Симона согнулась, словно от боли, и так тряслась, что едва удерживала пистолет. Она сжимала оружие обеими руками, отведя подальше от тела, как будто боялась его разрушительной силы. Руки ее были слишком напряжены.
Возможно, именно поэтому, когда я вошла и Симона обернулась, машинально направив на меня оружие, ее палец нажал на курок.
Два выстрела грянули почти подряд — застигнутая врасплох отдачей, Симона невольно нажала на курок еще раз. Первая пуля попала в стену слева от меня, разбив в щепки деревянную обшивку. Вторая угодила в потолок.
Грохот получился чудовищный. Элла пронзительно завопила от ужаса прямо мне в ухо, оглушив меня едва ли не больше, чем выстрелы. Я нырнула вниз и в сторону, убирая голову с линии огня, и перекатилась на спину, прижимая к себе Эллу.
Могу поклясться, что слышала параллельно, как Симона кричит: «Скотина, скотина!», но я понятия не имела, кому адресованы эти слова. Раз уж ее угораздило стрелять по своим, они могли относиться к кому угодно.
— Симона! — рявкнула я. — Ради бога, брось пистолет, пока ты кого-нибудь не убила!
— Поздно! — истерически заорала она в ответ. — Теперь уже слишком поздно!
Задыхаясь, она ловила ртом воздух, как будто ее волнами захлестывало горе, которое человеку вынести не под силу.
— Симона, что, черт возьми, происходит?
— Он его убил! — Теперь она рыдала открыто, надрывно всхлипывая. — Я видела, как он это сделал. Я любила тебя! — крикнула она Лукасу. — Я тебе доверяла! Ублюдок, гребаный ублюдок!
Элла замерла, затем принялась изо всех сил вырываться, плача в унисон с матерью. Это было все равно что удерживать дикую кошку. Она вывернулась из моих рук и метнулась прочь; ужас придал ей скорость и ловкость, каких я в ней ни сном ни духом не подозревала. Приподнявшись, я попыталась схватить ее, но она ускользнула и встала между стульями и дверным проемом.
— Элла! — закричала Симона, как будто только что заметила дочь. И осознала, наверное, что, стреляя в меня, могла попасть в ребенка. Она издала яростный нечеловеческий вопль.
Элла замерла, услышав незнакомый звук. Я снова протянула к ней руки, но мои пальцы успели только коснуться ее рукава, пока я примеривалась, как бы получше ее схватить.
Лукас, уловив, пожалуй, единственный удачный для себя момент, внезапно вышел из ступора и сам устремился за Эллой, выхватил ее буквально у меня из-под носа и направился с ней к двери. Элла болтала ногами и визжала. Я бросилась вперед в попытке обхватить его лодыжку, чтобы задержать его или заставить споткнуться, но он вырвался, ударив меня кулаком по лицу. Пару секунд я видела только какую-то неразбериху, рваные куски света, калейдоскоп лихорадочных образов. Я отпустила Лукаса и с грохотом рухнула на спину.
Когда окружающий мир вновь обрел четкие очертания, Лукас уже выбежал из комнаты, сжимая Эллу. Симона понеслась вслед за ними, распахнув дверь и исчезнув за ней. Слышался только невнятный топот по лестнице, да и тот практически стих, когда входная дверь, почти не хлопнув, закрылась за Симоной. Я обернулась. Розалинда так и сидела, съежившись на стуле, слишком ошеломленная, чтобы реагировать на что-либо.