Второй сын

– Бронвин. Бронвин из Берна. Норны дали ей время… но его не хватило.

Поднявшись, Хёд принялся собирать ягоды с ближайших кустов.

– Ты был так мал. Она не хотела тебя покидать.

Он слышал об этом и прежде, но эти слова для него мало значили.

– Она звала тебя Бальдром.

Хёд словно окаменел. Он не помнил лиц. Зато помнил голоса. Бальдр Возлюбленный. Бальдр Отважный. Бальдр Добрый. Бальдр Мудрый. В тебе есть все это.

Он вспомнил голос, говоривший ему эти слова. Называвший его этим именем. Мягкий. Терпеливый.

– Она звала меня Бальдром, – задумчиво проронил он. – Я забыл. Словно… это не обо мне. Словно кто‐то когда‐то поведал мне об этом.

– Верховный хранитель сказал ей, что ты не Бальдр. Что ты Хёд. Вот почему я дал тебе это имя.

Возлюбленный Бальдр или Слепой Хёд. Хёду куда больше нравилось первое имя. Жаль, что верховный хранитель не оставил при себе свои предпочтения.

– Однажды верховный хранитель тебя призовет. Он осознает свою ошибку и призовет тебя, – проговорил Арвин, и Хёд снова принялся собирать ягоды, быстро перебирая пальцами листву, избегая шипов. – Из всех богов Хёда понимают хуже всех.

– Ты говоришь обо мне… или о сыне Одина? – спросил Хёд, ибо Арвин часто говорил о нем так, словно он сам и был слепым богом.

– Я верю, Хёд знал, что делал, когда убил Бальдра. Его не обхитрили. Нельзя обхитрить слепого бога, ибо он слышит каждый удар сердца, знает каждый голос.

Хёд почти не слушал. Арвин любил поболтать.

– Но если его не обхитрили, зачем же он это сделал?

– Такова была его судьба.

– Его судьба?

– Да. Он знал, что смерть брата принесет смерть ему самому. Но все равно это сделал. Во многом… то была жертва.

– Жертва? – Вот это новость.

– Смерть Бальдра была нужна. Она стала новым началом… она принесла с собой гибель богов и возвышение человека. Возвышение… женщины.

Вернувшись к учителю, Хёд положил перед ним ягоды. Солнце нежно грело кожу, и Хёд задрал подбородок повыше, подставил его под теплые лучи. Арвин молча ел ягоды и довольно причмокивал.

– Тебе нельзя оставаться здесь, Хёд. Когда меня не станет… ты должен уйти. Чтобы спасти Сейлок.

– Как же я это сделаю, учитель? Куда я пойду? – спросил Хёд, решив не спорить со стариком. Спорить не было смысла.

– Ты Хёд. Брат Бальдра. Если Сейлоку суждено стать свободным и вновь возвыситься, Бальдр должен умереть.

– Но кто такой Бальдр, учитель? И как я его убью?

– Разве ты не знаешь?

Арвин перестал жевать.

– Ты сказал, что мать звала Бальдром меня. Мне что же, убить себя самого?

Арвин шлепнул его по руке и потянул за волосы, зная, что прикосновение липких пальцев здорово его разозлит. Хёд скривился и, мгновенно встав на ноги, пошел к небольшому ручейку, журчавшему среди камней.

После того как его отослали из храма, он отпустил волосы. Они мешали ему, пока не отросли так, что их можно было собрать. Волосы на висках он продолжал стричь очень коротко – они шумели, касаясь его ушей, и искажали звуки, – но макушку больше не брил: раз он не мог стать хранителем, то не собирался выглядеть как хранитель.

– Ты похож на скунса, – причитал Арвин, но Хёд лишь приглаживал его заплетенную в косу бороду да трепал по лысому черепу, напоминая старику, что тот не должен его осуждать.

Хёд ополоснул лицо, руки, туго заплетенную косу на макушке, стряхнул с волос остатки ягод и наполнил флягу водой, чтобы вымыть Арвину руки.

Когда он вернулся обратно к большому камню, Арвин уже поднялся и готов был двинуться в обратный путь. Хёд помог ему вымыть руки и взвалил его себе на спину. Лишь когда они добрались почти до самой пещеры, Арвин заговорил опять, сонным голосом, щекоча бородой щеку Хёда.

– Бальдр – это мальчик из храма. Бальдр – это Байр.

Хёд никогда не делился с Арвином тем, о чем узнавал от Гислы. Раньше он молчал потому, что не смог бы объяснить, откуда обо всем знает. А теперь…

в этом попросту не было смысла. Дорога в храм была для него закрыта, Гислы он лишился, а Арвин завтра даже не вспомнит, о чем сегодня говорил ему Хёд.

– Учитель, Байр – не сын Одина. Он сын лживого, кровожадного короля. И я его никогда не трону.

Арвин, цеплявшийся за его спину, висел как мешок, и Хёд подумал, что тот вряд ли его услышал.

* * *

Он хотел поохотиться, но, пока ждал, забравшись в чащу леса, что ветер переменится и он сумеет незаметно подкрасться к добыче, крепко заснул. Проснувшись как от толчка, он сразу почувствовал, что что‐то не так. Он стал прислушиваться, тщательно исследуя каждый звук. Он так устал и спал так крепко, что не мог даже представить, как долго проспал. Ветер цеплялся за него холодными пальцами, щипал ему щеки, но он решил, что ночь еще не спустилась. В темноте все звучало иначе, на охоту выходили те, кто в дневное время не подавал признаков жизни. К тому же было не слишком холодно: воздух уже не благоухал, как днем, но еще не был морозным.