Если бы только Дагмар действительно все понял. Ворота опустились. Гисла скрылась за стеной храма. Теперь он больше не слышал биения ее сердца. Она была от него слишком далеко.
– Мастер Айво говорит, у тебя склонность к рунам. Тебя научили ими пользоваться… хотя пользоваться ими… разрешено лишь хранителям.
– Верховный хранитель отослал меня учиться. Он позволил мне получить знания… но все же… отверг меня. – Хёд никак не мог сосредоточиться на беседе. Его охватило отчаяние.
– Он не доверяет тебе, Хёд, – сказал Дагмар.
Его слова прозвучали как удар плеткой. От боли Хёд словно вынырнул из тумана, в голове у него прояснилось.
– А
Сердце Дагмара словно запнулось, а в мыслях что‐то мелькнуло. Хёд продолжал:
– Я ничем не заслужил недоверие верховного хранителя или его подозрения. Я родился слепым, у меня нет клана, моя мать была распутной женщиной. И я странный. Вот все мои прегрешения.
– Все твои прегрешения? – не веря себе, ахнул Дагмар. – Ты… спал… с дочерью храма. Ты увел ее с Храмовой горы во время турнира. Окрестности храма кишат злоумышленниками, людьми без клана. Ты хоть понимал, какая опасность ей грозила? Какая опасность ей грозит до сих пор?
– Расскажи обо всем мастеру Айво, – язвительным тоном пробормотал Хёд. – Поведай ему, что я люблю дочь храма, что использовал запретную руну. Пусть мне за это запретят входить в храм, изгонят с Храмовой горы и выжгут глаза.
– Тебя что, совесть не мучает? Повезло, что ты еще не висишь на северных воротах, – сказал Дагмар.
Хёд поднял посох, показывая, что готов уйти:
– Чему быть, того не миновать… Путь до Лиока далек. Прошу, передай моему учителю, что я подожду его у дороги. Если… если только ты не хочешь вернуть меня на гору, дабы предать суду.
– Слепой лучник, прежде я не думал, что ты разбойник или дурак. Но теперь… я уже не уверен в этом. Ты казался мне похожим на моего племянника. Но теперь я вижу… что ты скорее похож… на короля. – Голос Дагмара звучал растерянно, в биении его сердца слышались смятение и недоверие.
– Я возьму плащ, – сказал Хёд.
Он хотел забрать плащ. Притворяться не было смысла. Дагмар повернулся, собираясь уйти, и бросил плащ к ногам Хёда:
– Этот плащ – твой приговор. Если ты любишь ее… так, как сказал мне… то не вернешься на гору. Никогда. И будешь молить Одина, чтобы Лиис из‐за тебя не пострадала.
Хёд не стерпел неприкрытого осуждения, сквозившего в словах Дагмара.
– Под этим деревом я заметил две руны. Руну силы и еще одну, незнакомую мне. Когда я ее коснулся, она загремела, как змея. Что ты знаешь о них, хранитель Дагмар?
Он тут же пожалел о том, что произнес эти слова. Им руководил гнев. Он не должен был выдавать того, что знал – что узнал от Гислы. Но он потерял контроль над собой, и теперь в каждом его слове звенела угроза. Он повел себя как преступник, и Дагмар ответил ему как преступнику.
– Если вернешься на гору, я прослежу, чтобы тебя наказали за все, что ты натворил. Ты понял, Хёд? – прошептал он.
– Я не тот, кем ты меня считаешь, – сказал Хёд покаянным тоном, но даже слова раскаяния из его уст теперь прозвучали зловеще.
– Да… боюсь, ты гораздо хуже. – Дагмар говорил так уверенно, что Хёд и сам едва ему не поверил.
В следующий миг Дагмар покинул поляну.
Гисла решила не взбираться по склону вверх, к восточным воротам, но побежала вдоль кромки леса навстречу людям и лошадям, которых услышал Хёд. Ей нужно было поскорее попасться им на глаза. Времени остановиться, обдумать, что ее ждало, испугаться этого у нее не было.
Послышался громкий крик. Ее заметил дозорный, стоявший на крепостной стене. Запела труба, потом еще одна, и еще одна, и вот уже к ней, подняв щиты, словно ожидая, что из‐за деревьев на них обрушится град стрел, поскакали шестнадцать конных воинов – среди них король и три ярла.
Она остановилась, расправила плечи. Она не побежит к ним навстречу, так, словно ее преследует целая орда захватчиков, и не станет вести себя так, словно едва унесла ноги от смертельной опасности. Хотя, быть может, ровно так она сейчас и выглядела.
Щека у нее болела, как от удара, а лоб пересекала длинная царапина – она поранилась, когда, падая и спотыкаясь, бежала накануне ночью вниз с холма. Она попыталась пригладить волосы и обнаружила, что в них запутались палки и травинки: за пару секунд, что у нее оставались, всего не убрать. Лента, стягивавшая ворот платья, пропала, и вырез спустился так низко, что лишь чуть прикрывал ей груди. Она собрала в руку ткань лифа и заметила, что он порван по шву в том месте, где к нему был пришит левый рукав. Юбки были все в капельках крови, на бедре виднелся отпечаток грязной ладони.
Она забыла свой плащ. Ее новый зеленый плащ так и остался где‐то в лесу. Она укрыла им Хёда, пока тот спал. Этот плащ был так нужен ей теперь, когда ей просто необходимо было прикрыться.
Король велел всадникам остановиться, и они застыли, приставив ладони козырьком ко лбам, хмуро, с подозрением вглядываясь в нее. Лотгар из Лиока первым тронул своего коня и двинулся к ней.