Верховный хранитель опустил руки, взглянул на Дагмара, моргая так, словно кровь заливала ему глаза. И проговорил дрожащими губами:
– Она… с Хёдом. Со слепым послушником.
В кронах деревьев гомонили птицы, и Хёд понял, что уже рассвело. Он не видел света, но чувствовал перемену в воздухе, в окружавших его звуках и знал, что время вышло. Они уснули в объятиях друг друга, насытившиеся, утомленные, и Гисла даже теперь спала глубоким сном, положив голову ему на плечо, прижавшись к нему всем своим теплым, безвольным телом. Когда‐то, еще ночью, она укрыла их обоих своим плащом. Свою одежду он сунул себе под голову.
Ему пора было ее разбудить. Им нужно все продумать. Но он не двинулся. Даже не шевельнул затекшей рукой. Боль в руке была слишком приятной. Одно мгновение все равно ничего не изменит, а он еще не был готов расстаться с ней.
Он поставил ее под удар. Если от их близости родится ребенок – от одной мысли об этом сердце у него ухнуло, а к чреслам прилила кровь. От
Если у нее будет ребенок, его ребенок… то он… он… Его разум отказывался работать. Он снова и снова перебирал в памяти пережитое, свои ощущения, чувства, свое счастье и не мог ни о чем больше думать. Только не теперь, пока Гисла лежала с ним рядом и от нее пахло женщиной, и семенем, и теплом, и надеждой. Мысль о ребенке лишь наполняла его еще большей радостью.
Он не мог взрастить в себе сожаление о том, что сделал. Пока не мог. Она была дочерью клана и жила под охраной храма и короля. Если в ее утробе появится ребенок, хранители признают это чудом и станут возносить хвалу богам. Это будет ребенок Сейлока. Быть может, это даже будет… девочка. Ребенок Сейлока. Не его ребенок. Им с Гислой не суждено быть вместе.
Эта мысль почти сумела вернуть его к реальности. Он идиот, а у счастья, которое им довелось испытать, могли быть последствия. Всякое действие имеет последствия.
Он улыбнулся высившимся над ними кронам деревьев. Ему никак не удавалось собраться с мыслями.
Он лежал на спине, Гисла спала у него на правом плече, а посох должен был быть где‐то слева. Он вытянул руку и принялся похлопывать по земле, пытаясь отыскать посох, не потревожив Гислу.
Он нащупал на земле круг, словно опаленный огнем. Казалось, будто лесные феи разложили под деревом крошечный костерок, чтобы потанцевать у огня. Вдоль края круга росла жесткая трава, и Хёд выругался, почувствовав, что порезал о нее средний палец. То было проклятие слепого – вечно резаться и истекать кровью. Его ладони, покрытые шрамами и мозолями, загрубели и походили на кору стоявшего над ним дерева, но кровь все равно текла. Он вновь, уже более осторожно, ощупал землю – на сей раз не пальцем, а всей ладонью. Опаленных кругов было два… но куда подевался окаянный посох?
Палец яростно ныл, хотя порез и был совсем крошечным. Хёд подметил, что порезы напоминают собак: чем они меньше, тем громче лают. Согнув палец, он принялся ощупывать подушечку в поисках застрявшей под кожей занозы или шипа.
Перед глазами у него мелькнул образ – деревья, земля, небо, – и он словно окаменел.
Он вдруг понял, что кровь из пальца течет прямо на руну у него на ладони. Но Гисла не пела, она спала рядом с ним, а без нее он еще никогда прежде не видел. Тогда в чем же дело? Он видит благодаря своей руне? Или ему что‐то показывают его руна… и кровь… попавшая на странные, обожженные круги на земле?
Перевернув руку, он снова осторожно похлопал ладонью по земле.
Земляной круг зашипел под залитой кровью руной у него на ладони. Образ мелькнул снова – и на этот раз не исчез.
Он видел поляну.
Но рядом с ним лежала не Гисла. У женщины были черные волосы и бледная кожа. Одета она была в синее платье… синее, как глаза у Гислы. Синее, как небо. Как горы близ Тонлиса. Как одежда в Долфисе.
К груди она прижимала младенца. Младенец был весь покрыт засохшей кровью, словно только родился. Он дергал ручонками и громко кричал, а женщина назвала его по имени.
Хёд охнул и отдернул залитую кровью ладонь. Образ тут же рассеялся. Хёд отер ладонь о штаны. Ему не хотелось ничего больше видеть. Он знал, кто была та женщина. Знал ее историю. Знал ее сына. Круги на земле были рунами Дездемоны.