Второй ошибки не будет

Так теперь будет всегда, до его смерти. За минуту малодушия придется заплатить пожизненным адом. Вроде как прокурора оправдали, добро победило зло, но Воскобойников никуда не делся и станет мстить. Хоть и трудно отобрать что-то у человека, у которого ничего нет, но он постарается. Ах, девочка, девочка, зачем ты заставила приличного советского гражданина средних лет вспомнить идеалы юности и пойти у них на поводу?

Мама все-таки завелась с его любимыми сырничками, из кухни поплыл тошнотворный запах подсолнечного масла, и Анатолий не выдержал, схватил куртку и вышел встречать жену.

Смотрел, как они подходят, радостные, красивые. Он готов умереть за них, а солгать почему-то не смог.

– Купили пряников с вареньем, – прокричала ему Лиза, – а ты что вылез?

– Так, подышать.

– Ну, давай подышим.

Оля встретила своего приятеля и побежала с ним на качели.

Анатолий с Лизой сели на скамеечку, где какая-то добрая бабушка оставила после себя кусок картонной коробки. Получилось очень удобно и не мокро. Лиза достала из кулька пряник, разломила, половину дала мужу, а вторую стала есть сама.

В свете фонаря блеснул золотом ореол рыжих волос. Красивая женщина, умная, чуткая, интеллигентная. Ей нужен и муж под стать, какой-нибудь доцент или профессор, а не туповатый шоферюга, с которым и поговорить не о чем. И жить она должна в хорошей квартире, а не в распашонке, и свекровь у нее могла бы быть интеллигентная дама с аристократическими манерами, как в фильмах про прежнюю жизнь.

А вместо этого – Анатолий, который смог дать ей только угол, насквозь пропитанный ядом его мамы. Вся эта теснотища, бытовуха, скучнейшие разговоры и бесконечные выяснения отношений, это чуждая среда для его Лизы, она в ней или зачахнет, или просто уйдет к настоящему мужчине, который сможет обеспечить ей то, чего она достойна. И у детей его будет новый папа, который научит их хорошему и воспитает культурными людьми, а ему хорошо если позволят платить алименты, а видеться с детьми не разрешат, чтобы не травмировать их хрупкую психику. И, понятное дело, он сопьется под довольные причитания мамы про змею-невестку, которая довела, а «я ведь предупреждала, что так будет».

Ах, если бы время можно было отмотать на несколько часов назад!

– А ты что такой смурной-то, в самом деле? – спросила Лиза, доставая второй пряник.

Анатолий вздохнул и все рассказал. Жена имеет право знать, как муж спустил в унитаз все шансы на семейное счастье.

– А, – только и сказала Лиза, откусила пряник и, глядя, с каким аппетитом она жует, Анатолий впервые за сегодняшний день почувствовал, что голоден.

– Дай-ка, – в хозяйственной сумке лежала еще половинка черного хлеба, он отломил краюшку.

– Интересно, наверное, в суде? Я никогда не бывала.

– Слава богу! Сплюнь. Так что, Лиз, ты меня ненавидишь?

Она пожала плечами:

– Трудно сказать. Когда как, когда люблю, день на день не приходится.

– Что я квартиру просрал?

Лиза усмехнулась:

– Ты знаешь, в первую секунду да. Подумала, как было бы прекрасно, если бы ты все это провернул, а мне бы так ничего и не рассказал, и я бы жила довольная и знать не знала, откуда привалило мне такое счастье.

– Я так и хотел.

– Хорошо, что не сделал. У тебя бы появилась от меня тайна, и она бы нам отравила жизнь хуже твоей мамаши. Ты ведь очень хороший человек, Толя, и совесть бы тебя просто сгрызла.

– Думаешь?

– Точно тебе говорю.

– А так можно подумать не сгрызет, – буркнул Анатолий, – что я вас без жилья оставил. Теперь-то мне его точно не видать, даже если у нас с тобой еще двадцать человек детей родится.

– Уедем тогда. Годик посижу в декрете, и уедем.

Оля так сильно раскачивалась, что качели скрипели, а железная рама ходила ходуном. Анатолий подошел и придержал ее на всякий случай. Оля засмеялась. Он хотел сказать, чтобы качалась потише, но не стал. Если что, реакция еще осталась, успеет подхватить.

Мокрая железная труба холодила руку, и Анатолий вдруг остро почувствовал, что он жив. Не лежит под тяжелой, пропитанной мелкими осенними дождями глиной, а жив и даже зачал ребенка. Макаров заслонил его от смерти – вот и все, и не о чем тут больше говорить и думать.

* * *

В третий раз объясняю тете Саше, что являюсь сотрудником бюро судебно-медицинской экспертизы, поэтому прокурор может меня только пригласить, но никак не вызвать, но она все равно многозначительно вздыхает и, подозреваю, что крестит меня, когда я отвернусь.

Пока я подкрашиваю губы перед зеркалом, она спрашивает, когда соседку вызовут в суд для дачи показаний, ибо она уже тщательно продумала свой туалет для этого торжественного случая. Говорю, что правосудие – дело не быстрое, и еду в прокуратуру.

Макаров любезен, как сам сатана. Усаживает на диванчик в углу, сам устраивается на стуле рядом, мол, давайте побеседуем запросто, без официоза. Чайку-кофейку, конфетку-сигаретку, буквально прием на высшем уровне, и меня это смущает. Конфеткой, впрочем, угощаюсь.

– Я просто восхищен! – произносит Макаров чуть-чуть слишком энергично и закатывает глаза от восторга слишком далеко в череп, чтобы можно было поверить в его искренность.