Второй фронт

— Хорошо! — Васин взял у начальника охраны кирзовые, поношенные сапоги, очевидно снятые с кого-то из охранников, швырнул Зинченко: — Обувайся, Зинченко, и марш пешком прямо на карьер. И будешь сидеть там до тех пор, пока не обеспечишь литейные формовочной землей. А валенки возьми с собой — отдашь лучшему рабочему… Лизодуб! Прикажи охране сопроводить инженера Зинченко до самого карьера.

— Есть сопроводить до карьера! — козырнул Лизодуб. — Пошли!

Зинченко быстро сунул ноги в сапоги, закинул на плечо валенки и, опустив голову, побрел из кабинета.

— Смотри, Зинченко, — крикнул вдогонку Васин, — если сбежишь — угодишь в трибунал.

Последним вышел, стуча каблуками, Лизодуб и плотно притворил дверь.

Собравшиеся угрюмо молчали.

— Предупреждаю всех — это только цветики! — насупясь, сказал Васин. — Не забывайте, что идет война! Со всеми нерадивыми я буду поступать по законам военного времени. Совещание окончено. Все по местам! Идите — и помните, что мы с вами солдаты трудового фронта.

Все поднялись и, не проронив ни слова, вышли из кабинета…

Оставшись один, Васин закурил и стал ходить, думая о случившемся. «Начальники теперь зачешутся. Я им нагнал холоду. А вот как быть с рабочими — не знаю… Их на испуг не возьмешь. Помнится, в Северограде я одному бригадиру на сборке пригрозил фронтом, так тот огрызаться стал: «Я в финскую воевал… Мне не страшно…»

Васин подошел к столу, снял трубку:

— Партком! Костина!.. Трофим, ты? Зайди ко мне. Нужен… — и, положив трубку, снова стал ходить по кабинету, думая: «Надо на карьер послать людей из трудмобилизованных. Выдать всем рабочим телогрейки и ватные штаны, валенки. Ведь работают на ветру, на морозе… Надо доставлять горячие обеды, иначе сорвут литье. Зинченко один там ничего не сделает…» Он опять подошел к столу, написал записку заместителю и, вызвав секретаря, велел отнести. Тут же вошел Костин, в полувоенной рубашке под широким ремнем, в начищенных сапогах, аккуратно постриженный, но с усталыми, покрасневшими глазами. Васин пожал ему руку, указал на кресло:

— Садись, парторг. Разговор у меня серьезный.

Костин сел, спокойно посмотрел на Васина, который опять заходил по кабинету, комкая в пальцах потухшую папиросу.

— Стоило на месяц отлучиться, как все пошло кувырком. Посылаем на фронт по три-четыре танка. Позор!

— Когда ты уезжал, вообще ничего не посылали, — так же спокойно сказал Костин. Васин остановился, взглянул на парторга в упор и почти закричал:

— Разве этого ждут от нас фронтовики? Ведь бойцы идут на танки с бутылками бензина, обрекая себя на гибель.

— Чтобы прыгнуть вперед — необходим разбег! Вот этот разбег мы сейчас и делаем. Уже сдвинулись с места и начинаем, хотя еще медленно, но все же начинаем набирать скорость.

— Скорость? — скривил губы Васин. — Какая это скорость — пять — семь танков в сутки? Ну, скажи, что ты, как парторг, сделал, пока меня не было? Ведь на тебя я больше всего надеялся…

— Скажу, — посуровел Костин, задетый за живое. — Ты, как член бюро парткома, должен знать, чем мы занимались. Прежде всего мобилизовали из отделов около двухсот инженеров-коммунистов в цеха. Работают на станках.

— А кто за них будет управляться в отделах?

— Это временная мера. Их мобилизовали, чтоб помочь наладить выпуск танков.

— Двести инженеров погоды не сделают. Надо поднимать весь коллектив.

— Думали и об этом, Александр Борисович. По всем цехам провели открытые партийные собрания, где рассказали о событиях на фронте, призвали и коммунистов, и беспартийных работать, не щадя себя. Многие приняли повышенные обязательства.

— Этого мало! Надо поднимать у рабочих настроение и боевой дух! А у вас по радио передают удручающие сводки Совинформбюро. Газета вообще не упоминает о танках.

— Цензура не разрешает. Газету можно вынести с завода.

— Надо искать другие формы общения с народом. Рассказывать о героизме на фронте. Выпускать «Окна ТАСС», наконец, приглашать артистов для выступления в красных уголках во время обеда.

Костин достал из кармана стопку фотографий и протянул Васину:

— Вот, взгляни, Александр Борисович.

— Что такое?

— Взгляни — сразу поймешь…

Васин сел за стол, Костин встал рядом.

— Это что за портреты? — спросил Васин, рассматривая фотографию.

— Аллея Героев! Такие стенды с портретами лучших людей выставим на дороге у главной проходной.

— Вот! Это то, что надо! — воскликнул Васин. — Когда выставите?

— Все готово. Сегодня ночью поставим.

— Хвалю. Молодцы! Что еще?

— Вот тут… Кривое зеркало. Лодыри, бракоделы, пьяницы.

Васин взглянул и захохотал.

— Здорово! Только надо фамилии.

— Будут и фамилии, Александр Борисович.

— Погоди… погоди. А это что?

— Шаржи на Гитлера, Геринга, Муссолини… Маннергейма.

— Отлично. Очень похожи. Кто нарисовал?

— Кукрыниксы! Наши лишь перерисовали.

— Вот это то, что надо. И, кажется, стихи?

— Да, Демьяна Бедного. И смешно, и хлестко.

— Оказывается, ты, Трофим, тут время даром не терял.

— Нашли художников, поэтов, музыкантов. Создаем агитбригады. Будут выступать прямо в цехах.