Второй фронт

— Может, разбудить Сергея Сергеевича? Он же при операционной живет…

— Не знаю. Он измотан вконец. Сегодня сделал пять тяжелых операций.

— Я схожу. Ведь жалко — погибнет такой парень.

— Вижу, опять влюбилась, — строго взглянул на нее Андросов и вдруг, смягчившись, сказал: — Ладно, иди! Скажи, что я зову.

Знаменитый хирург профессор Сергей Сергеевич Юдин, услышав, что его зовет Андросов, которого он считал лучшим учеником и очень любил, быстро оделся, облачился в халат и белую шапочку и, спустившись на первый этаж, вошел в операционную. Взглянув на лежавшего на операционном столе молодого парня, добродушно спросил Андросова:

— Ну, что случилось, Паша?

Тот подал ему в зажиме мокрый снимок. Юдин внимательно посмотрел на свет.

— Да, скверно. Найди Ольгу Петровну и сам будешь ассистировать.

Клейменов вдруг пришел в сознание. Его тут же стали готовить к операции. Юдин ушел в соседнюю комнату, надел клеенчатый фартук и стал тщательно мыть руки…

На редкую операцию Юдина собрались все свободные хирурги из других отделений.

Когда высокий, худой Юдин в фартуке и белой шапочке вошел с протянутыми руками, с длинными, тонкими, как у пианиста, пальцами, больной уже был под наркозом. Операционная сестра Ольга Петровна и Андросов стояли у стола.

Операция проходила в полнейшей тишине. Все зачарованно смотрели на сосредоточенное лицо профессора, на его мягкие и уверенные движения. В тишине лишь раздавался его глуховатый, но властный голос: «Ланцет!.. Зажим! Еще зажим! Новокаин!..» Все его указания сестрой и Андросовым выполнялись быстро и четко.

Скоро звякнул, заставив всех вздрогнуть, брошенный в таз стальной осколок. Потом так же звякнул второй.

— Еще новокаин! Еще! Тампоны!..

Голос Юдина стал как-то слабее и глуше. Чувствовалось, что он устал и трудится из последних сил.

Андросов сосредоточенно следил за каждым движением и был готов немедля стать на его место, но профессор держался.

— Ножницы! Зажим! — В таз мягко шлепнулся обрезок кишки.

— Иглу! — сказал Юдин и, поправив очки, склонился над оперированным.

Андросов, такой же бледный, как и Юдин, мысленно повторял все его движения.

Когда были обрезаны рваные концы и сшиты все кишки, Юдин выпрямился, глубоко вздохнул и попросил, чтоб ему еще раз показали снимок.

— Так… — сказал он и снова попросил новокаин… Расправив и осторожно уложив кишки, он принялся извлекать осколок из легких.

Андросов взглянул на большие часы и вздохнул. Прошло уже два часа.

— Вон он где! — сказал Юдин, извлекая ланцетом осколок. — Легкие пробиты насквозь… Иглу!..

На лбу профессора выступили мельчайшие капельки пота.

— Сергей Сергеевич! Может, присядете? Передохнете минутку? — спросил Андросов.

— Воля, Паша, воля! Надо воспитывать ее в себе. Я еще держусь.

Лишь когда были сделаны на легких последние швы и закрыта брюшная полость, Юдин устало опустился на белую, круглую табуретку.

— Кажется, все, Паша. Зашивать будешь ты.

Андросов встал на его место. Взял иглу.

Нина Сергеевна робко приблизилась к профессору:

— Сергей Сергеевич, неужели будет жить?

— Что, мечтаешь замуж за него выйти?

— Ой, что вы. Просто жалко, ведь молодой…

— Круглосуточное дежурство и заботливый уход! — сказал профессор и, пошатываясь, вышел из операционной…

Глава десятая

1

Бывают на свете люди, которым всегда и во всем сопутствует удача. Таким был Федор Степанович Колесников — главный инженер Малинского завода. Он появился на свет в счастливый день, когда окончилась русско-японская война. И с этого дня ему всегда светило солнце и улыбалась фортуна.

Он родился в состоятельной семье петербургского профессора-хирурга, и детство его было безоблачным. В революцию и гражданскую войну он был подростком, и раскаты грозных бурь прошли для него стороной.

Природа одарила его крепким здоровьем, красивой внешностью, недюжинными способностями, мягким, уживчивым характером. Он был хорошо воспитан, начитан, с детства знал языки, не чуждался искусства и главное — умел ладить с людьми.

Шутя окончив институт, он был послан на строительство Магнитки, когда главное там уже было сделано. Но, находясь при начальстве, он проявил себя с лучшей стороны и уехал домой с орденом.

В это время на Малинском заводе создавали первый советский блюминг. Поехал туда. Ему опять повезло. Будучи на виду, он, хотя, казалось бы, ничего значительного не сделал, но опять был удостоен награды и как орденоносец принят в партию…

Потом его, как инженера-коммуниста, знающего английский язык, послали в Америку консультантом по закупке оборудования. А когда вернулся, был назначен главным механиком. Перед войной он сменил ушедшего на покой главного инженера, став в тридцать шесть лет самым влиятельным на заводе специалистом.

Еще до поездки в Америку он увлекся примадонной из гастролирующей в Северограде какой-то южный оперетты. Примадонну звали Мэри. Он сделал предложение, женился и был счастлив.

В Америку уехал с женой, оставив теще двух девочек-близнецов. Мэри по возвращении мечтала снова пойти на сцену, тем более что ей удалось приобрести отменные туалеты.